-
Катится луна - серебрятся спицы,
Манит стайку снов звёздная блесна,
Заверну слова в мокрую тряпицу -
Может, прорастут, всё-таки весна.
Гонит звуки прочь тишина густая,
И, разбив сердца поздних ходоков,
Щеголиха-ночь в чёрных горностаях
Глянет сквозь вуаль снежных мотыльков.
Вечер вытер вновь крыш дневные слёзы,
Хрусткой крошкой их бросил мостовой,
Пахнет ветерок веточкой мимозы,
Бредят тополя первою листвой.
| Главная » Статьи » СТИХИ |
| В разделе материалов: 520 Показано материалов: 391-429 |
Страницы: « 1 2 ... 9 10 11 12 13 14 » |
-
В провинциальном городе весна -
немытое стекло в оконной раме,
и бабочка в окошко бьёт крылами,
и на асфальте – вон, ещё одна
в провинциальном городе весна,
обманутые – ей боятся верить,
она поёт и барабанит в двери -
поднять из летаргического сна
любовников зимы окаменелых,
из ветра шьёт сквозное неглиже,
и пеной облаков молочно-белых
небесную затапливает гжель
в провинциальном городе весна,
и обнаружат утром горожанки,
потягиваясь сладко спозаранку,
веснушек золотые письмена
в провинциальном городе весна
ничуть не хуже, чем в иной столице,
и расцветают пасмурные лица,
и светом жизнь по маковку полна.
немытое стекло в оконной раме,
и бабочка в окошко бьёт крылами,
и на асфальте – вон, ещё одна
в провинциальном городе весна,
обманутые – ей боятся верить,
она поёт и барабанит в двери -
поднять из летаргического сна
любовников зимы окаменелых,
из ветра шьёт сквозное неглиже,
и пеной облаков молочно-белых
небесную затапливает гжель
в провинциальном городе весна,
и обнаружат утром горожанки,
потягиваясь сладко спозаранку,
веснушек золотые письмена
в провинциальном городе весна
ничуть не хуже, чем в иной столице,
и расцветают пасмурные лица,
и светом жизнь по маковку полна.
-
И прозрачная нежность листвы первозданной,
и молочные заводи в небе вечернем,
и безмолвная песня души осиянной
на просторах распахнутых птичьих кочевий –
это то, чем живу я весною нескудно,
словно свежею корочкой тёплого хлеба,
то, что долгими зимами зреет подспудно
от Перуна времён, и Бориса, и Глеба.
И какие б ни выли слепые метели,
и в какие края ни легла бы дорога,
знаю – будут и маи ещё, и апрели,
и весенние дни - как напутствие Бога.
и молочные заводи в небе вечернем,
и безмолвная песня души осиянной
на просторах распахнутых птичьих кочевий –
это то, чем живу я весною нескудно,
словно свежею корочкой тёплого хлеба,
то, что долгими зимами зреет подспудно
от Перуна времён, и Бориса, и Глеба.
И какие б ни выли слепые метели,
и в какие края ни легла бы дорога,
знаю – будут и маи ещё, и апрели,
и весенние дни - как напутствие Бога.
-
Скорей за город! В первый раз
С тех пор, как снег сошел с проталин.
Там открывается показ
Пустых лесных опочивален.
В них сыро, сумрачно, еще
Не обновили занавески.
Но вдруг забрезжит светлячок
Аквамариновой пролески.
Один, другой! О, сколько их,
И приземленных, и воздушных
На покрывалах моховых!
И большей радости не нужно,
И лучшего подарка нет,
Чем, отряхнув оледененье,
Средь мертвых трав увидеть свет
Цветов земного возрожденья.
С тех пор, как снег сошел с проталин.
Там открывается показ
Пустых лесных опочивален.
В них сыро, сумрачно, еще
Не обновили занавески.
Но вдруг забрезжит светлячок
Аквамариновой пролески.
Один, другой! О, сколько их,
И приземленных, и воздушных
На покрывалах моховых!
И большей радости не нужно,
И лучшего подарка нет,
Чем, отряхнув оледененье,
Средь мертвых трав увидеть свет
Цветов земного возрожденья.
-
Лыжня уводит от дороги
В лесу теряющийся след.
Стою у марта на пороге
И жмурюсь радостно на свет.
Подслушиваю птичий лепет
Среди напудренной хвои
И понимаю, как нелепы
Нас расточившие бои,
Чахоточные отголоски
Зимы, переболевшей в нас,
И режу, режу на полоски
Хрустящий подсинённый наст.
И всё бинтую и бинтую
Его стерильной белизной
То, что изломано впустую,
Изранено тобой и мной.
И забываю, забываю
Уколы мелочной вражды,
Когда шутя с ветвей сбиваю
Сосулек ломкие ряды.
Как после темени наркозной,
Захлебываюсь синевой -
Еще по-зимнему морозной,
Но по-весеннему - живой.
В лесу теряющийся след.
Стою у марта на пороге
И жмурюсь радостно на свет.
Подслушиваю птичий лепет
Среди напудренной хвои
И понимаю, как нелепы
Нас расточившие бои,
Чахоточные отголоски
Зимы, переболевшей в нас,
И режу, режу на полоски
Хрустящий подсинённый наст.
И всё бинтую и бинтую
Его стерильной белизной
То, что изломано впустую,
Изранено тобой и мной.
И забываю, забываю
Уколы мелочной вражды,
Когда шутя с ветвей сбиваю
Сосулек ломкие ряды.
Как после темени наркозной,
Захлебываюсь синевой -
Еще по-зимнему морозной,
Но по-весеннему - живой.
-
Готовилась долго,чего-то ждала,
Дразнила метелью,туманом дышала
И хмурому солнцу никак не мешала
Гостинцы зимы убирать со стола.
Но вот,незаметно,подкрался апрель,
Смахнул полинялое платье небрежно
И так обнажённую землю пригрел,
Что даже заря зарумянилась нежно.
И словно опомнясь,раскрылись листы,
И как каравеллы,поплыли мосты,
По синему небу пыля парусами.
В полях расстелили цветные холсты,
Озёра и души небесно чисты...
Глядим на весну молодыми глазами.
Дразнила метелью,туманом дышала
И хмурому солнцу никак не мешала
Гостинцы зимы убирать со стола.
Но вот,незаметно,подкрался апрель,
Смахнул полинялое платье небрежно
И так обнажённую землю пригрел,
Что даже заря зарумянилась нежно.
И словно опомнясь,раскрылись листы,
И как каравеллы,поплыли мосты,
По синему небу пыля парусами.
В полях расстелили цветные холсты,
Озёра и души небесно чисты...
Глядим на весну молодыми глазами.
-
На две недели опоздав,
С озябшими ногами,
Весна заявится стремглав,
В дверях столкнувшись с вами.
И вот без отдыха и сна
Хлопочет, мир тревожа, -
Но все, что делает она.
На дело не похоже:
Затеет слякоть разводить,
Хотя никто не просит;
Начнет на солнце лед топить –
Соскучится и бросит.
Играет ветром в волосах
Бегущего апреля
И, что ни вечер, в небесах
Малюет акварели;
Хохочет в стае воронья,
Под стрехой гнезда лепит, -
И полон вещего вранья
Ее ребячий лепет.
С озябшими ногами,
Весна заявится стремглав,
В дверях столкнувшись с вами.
И вот без отдыха и сна
Хлопочет, мир тревожа, -
Но все, что делает она.
На дело не похоже:
Затеет слякоть разводить,
Хотя никто не просит;
Начнет на солнце лед топить –
Соскучится и бросит.
Играет ветром в волосах
Бегущего апреля
И, что ни вечер, в небесах
Малюет акварели;
Хохочет в стае воронья,
Под стрехой гнезда лепит, -
И полон вещего вранья
Ее ребячий лепет.
-
За теплоходными свистками
Дойдем с тобою до реки,
Где старые особняки
Соприкасаются висками,
И над причалом воздух талый,
И заглушая птичий гам,
Гудит невидимый орган,
Качая темные кварталы…
Не рассуждая о высоком
Значении весенних вех,
Мы просто взгляд поднимем вверх
На кроны, брызжущие соком,
На небо, где вне расписаний
Плывут неспешно облака,
И отражается река,
И наши мысли, и мы сами…
Пусть стрелочники, секунданты
И прочие временщики:
Дотошные часовщики,
Аккуратисты и педанты,
Отягощенные долгами
Ругают меркантильный век,
Мы, обнимаясь, смотрим вверх,
А Бог играет на органе.
Дойдем с тобою до реки,
Где старые особняки
Соприкасаются висками,
И над причалом воздух талый,
И заглушая птичий гам,
Гудит невидимый орган,
Качая темные кварталы…
Не рассуждая о высоком
Значении весенних вех,
Мы просто взгляд поднимем вверх
На кроны, брызжущие соком,
На небо, где вне расписаний
Плывут неспешно облака,
И отражается река,
И наши мысли, и мы сами…
Пусть стрелочники, секунданты
И прочие временщики:
Дотошные часовщики,
Аккуратисты и педанты,
Отягощенные долгами
Ругают меркантильный век,
Мы, обнимаясь, смотрим вверх,
А Бог играет на органе.
-
Кто он, славный, вовлекший нас в эту игру,
Дорогие собратья мои по перу -
По перу, по нутру и по коже?
Кто шепнул нам, что наше спасение в том,
Чтоб витийствовать, маясь над белым листом,
Так похоже и так не похоже?
В нежной юности, в лад сопрягая слова,
Мы подарок Фортуны ценили едва,
Принимая, как данность, услугу.
И меж дел постигая сие ремесло,
Мы не знали, куда нас влекло и несло, -
А несло нас, однако, друг к другу.
Наши звёзды поврозь миновали зенит -
Но, однажды связав, нас роднит и хранит
Этот жар, этот дар полуптичий.
Вот летим - и на разные свищем лады,
Может быть, вразнобой - но не видя беды
В изобилии внешних различий.
То ли щебет из уст, то ли крик из души -
Несущественно: главное - честно пиши
(Тем и схожи, что так-то и пишем),
Без амбиций, без междоусобиц и драк,
Не снижая полёт! - и напишется так,
Как затеяно замыслом высшим.
Любовь Сирота
Дорогие собратья мои по перу -
По перу, по нутру и по коже?
Кто шепнул нам, что наше спасение в том,
Чтоб витийствовать, маясь над белым листом,
Так похоже и так не похоже?
В нежной юности, в лад сопрягая слова,
Мы подарок Фортуны ценили едва,
Принимая, как данность, услугу.
И меж дел постигая сие ремесло,
Мы не знали, куда нас влекло и несло, -
А несло нас, однако, друг к другу.
Наши звёзды поврозь миновали зенит -
Но, однажды связав, нас роднит и хранит
Этот жар, этот дар полуптичий.
Вот летим - и на разные свищем лады,
Может быть, вразнобой - но не видя беды
В изобилии внешних различий.
То ли щебет из уст, то ли крик из души -
Несущественно: главное - честно пиши
(Тем и схожи, что так-то и пишем),
Без амбиций, без междоусобиц и драк,
Не снижая полёт! - и напишется так,
Как затеяно замыслом высшим.
Любовь Сирота
-
Когда по склону вниз метет пурга,
И ветер в грудь колотит, как пружина,
Тут главное, чтоб кто-нибудь шагал,
И попадал бы в такт твоим ногам,
И в том-же ритме шел бы до вершины.
Мой друг, мы столько вытерпели гроз,
Мы вместе забродили, словно брага,
Нам столько в жизни вместе довелось
Мы повязались до корней волос,
Ужели ж мы теперь собьемся с шага?
Дороги, поезда и корабли
Нас в разные концы земли метали,
Но по дорогам матушки земли
Одни и те-же черти нас несли
И дальше мы от этого не стали.
И пусть костер нас манит впереди
Нам тот, что позади, стократ дороже.
Он мне теплей, он мне необходим,
У наших инструментов строй один,
И песни удивительно похожи.
И ты, судьба-злодейка, не спеши.
Нам глупости твои не портят крови.
Ведь на любую из твоих вершин
Мы вместе восхожденье совершим.
И нас ничто, мой друг, не остановит.
Алексей Иващенко
И ветер в грудь колотит, как пружина,
Тут главное, чтоб кто-нибудь шагал,
И попадал бы в такт твоим ногам,
И в том-же ритме шел бы до вершины.
Мой друг, мы столько вытерпели гроз,
Мы вместе забродили, словно брага,
Нам столько в жизни вместе довелось
Мы повязались до корней волос,
Ужели ж мы теперь собьемся с шага?
Дороги, поезда и корабли
Нас в разные концы земли метали,
Но по дорогам матушки земли
Одни и те-же черти нас несли
И дальше мы от этого не стали.
И пусть костер нас манит впереди
Нам тот, что позади, стократ дороже.
Он мне теплей, он мне необходим,
У наших инструментов строй один,
И песни удивительно похожи.
И ты, судьба-злодейка, не спеши.
Нам глупости твои не портят крови.
Ведь на любую из твоих вершин
Мы вместе восхожденье совершим.
И нас ничто, мой друг, не остановит.
Алексей Иващенко
-
А нас еще осудят, а мы еще ответим,
А нас еще потреплют, а мы ряды сомкнем.
А нынче годовщина, и мы ее отметим.
Не правда ли, как странно, как долго мы живем?
Мы так надежно помним мотив, нам данный Богом,
Мы так легки в движеньях – взлетим, того гляди.
Мы так неспешно ходим по нынешним дорогам,
Как будто не мгновенье, но вечность впереди.
Живемте ж сколько влезет, и кто же нам считает,
Вы мне друзья навеки, я вам – навеки друг.
И если что, скажите, чего вам не хватает,
Получите подспорье из этих самых рук.
Но вам, друзья, доступно, все сущее на свете,
Способны вы и сами покрыть любой предел,
А длительного счастья, покоя и бессмертья
Я дал бы вам с лихвою, когда бы сам имел!
А нынче годовщина, и мы ее отметим,
И нас еще осудят грядущие умы,
Но это – наши годы, и мы за них ответим,
Они у нас в печенках, и мы без них не мы.
Еще не раз эпоха то счастием, то болью
Наполнит наши струны и наши голоса.
И будем мы друг друга дарить своей любовью,
Пока своей любовью нас дарят небеса.
Михаил Щербаков
А нас еще потреплют, а мы ряды сомкнем.
А нынче годовщина, и мы ее отметим.
Не правда ли, как странно, как долго мы живем?
Мы так надежно помним мотив, нам данный Богом,
Мы так легки в движеньях – взлетим, того гляди.
Мы так неспешно ходим по нынешним дорогам,
Как будто не мгновенье, но вечность впереди.
Живемте ж сколько влезет, и кто же нам считает,
Вы мне друзья навеки, я вам – навеки друг.
И если что, скажите, чего вам не хватает,
Получите подспорье из этих самых рук.
Но вам, друзья, доступно, все сущее на свете,
Способны вы и сами покрыть любой предел,
А длительного счастья, покоя и бессмертья
Я дал бы вам с лихвою, когда бы сам имел!
А нынче годовщина, и мы ее отметим,
И нас еще осудят грядущие умы,
Но это – наши годы, и мы за них ответим,
Они у нас в печенках, и мы без них не мы.
Еще не раз эпоха то счастием, то болью
Наполнит наши струны и наши голоса.
И будем мы друг друга дарить своей любовью,
Пока своей любовью нас дарят небеса.
Михаил Щербаков
-
Восходя дорогой горной
Прямо к бездне голубой,
Не печалься, брат мой гордый -
Будет нам еще с тобой
И парча ковров ценнейших,
И невиданный фарфор,
И красавиц августейших
Неожиданный фавор.
Не раздавят нас, ей-Богу,
Ни чужбина, ни нужда.
Будет нам всего помногу.
А не будет – не беда.
И когда недуг сердечный
Вдруг сожмет тебя в горсти,
Не печалься, друг мой вечный –
Твой корабль уже в пути.
Не зазря ломал ты крылья,
Не напрасно ты страдал,
И бесился от бессилья,
И от холода рыдал.
Потеряешь счет пожиткам,
Предсказаньям вопреки.
Будет нам всего с избытком.
А не будет – пустяки.
И покуда шепот струнный
Все зовет куда-то вдаль,
Дольше срока, принц мой юный,
Не продлится твой февраль.
Вспыхнет утро, грянут грозы,
Льды сойдут, снега сойдут,
И твои ночные слезы
Дневным садом прорастут.
Будь что будет, знай, не медли,
Путь не близок, в добрый час!..
Там посмотрим – будет, нет ли...
Не печалься, будет с нас.
Михаил Щербаков
Прямо к бездне голубой,
Не печалься, брат мой гордый -
Будет нам еще с тобой
И парча ковров ценнейших,
И невиданный фарфор,
И красавиц августейших
Неожиданный фавор.
Не раздавят нас, ей-Богу,
Ни чужбина, ни нужда.
Будет нам всего помногу.
А не будет – не беда.
И когда недуг сердечный
Вдруг сожмет тебя в горсти,
Не печалься, друг мой вечный –
Твой корабль уже в пути.
Не зазря ломал ты крылья,
Не напрасно ты страдал,
И бесился от бессилья,
И от холода рыдал.
Потеряешь счет пожиткам,
Предсказаньям вопреки.
Будет нам всего с избытком.
А не будет – пустяки.
И покуда шепот струнный
Все зовет куда-то вдаль,
Дольше срока, принц мой юный,
Не продлится твой февраль.
Вспыхнет утро, грянут грозы,
Льды сойдут, снега сойдут,
И твои ночные слезы
Дневным садом прорастут.
Будь что будет, знай, не медли,
Путь не близок, в добрый час!..
Там посмотрим – будет, нет ли...
Не печалься, будет с нас.
Михаил Щербаков
-
Давайте собираться у стола
Не для того, чтоб зелье нас пьянило,
А для того, чтоб дружба сохранила
Себя такой, какой она была.
Давайте собираться у стола
Без всяких там заморских разносолов,
Чтоб были наши выцветшие соло,
Как будто ветви одного ствола.
Давайте собираться у стола.
Расчешем на пробор свои седины,
И станут наши помыслы едины,
И откровенья наши, и дела.
Давайте собираться у стола!
Неважно у кого, - один найдётся,
С кем снова так, как в юности, поётся,
А юность общей чашей нам была.
Давайте собираться у стола,
Хоть раз в году, ведь чаще мы не сможем,
И столько новых песен мы не сложим,
Чтоб каждая утешить нас смогла.
Давайте собираться у стола.
Ну, много ли нам надобно на сборы?
Чтоб рухнули нелепые заборы,
Которые нам зрелость возвела.
Давайте собираться у стола,
И с нами те, чья песня не допета,
Они живут, пока мы помним это,
Покуда наша боль за них светла.
Борис Вахнюк
Не для того, чтоб зелье нас пьянило,
А для того, чтоб дружба сохранила
Себя такой, какой она была.
Давайте собираться у стола
Без всяких там заморских разносолов,
Чтоб были наши выцветшие соло,
Как будто ветви одного ствола.
Давайте собираться у стола.
Расчешем на пробор свои седины,
И станут наши помыслы едины,
И откровенья наши, и дела.
Давайте собираться у стола!
Неважно у кого, - один найдётся,
С кем снова так, как в юности, поётся,
А юность общей чашей нам была.
Давайте собираться у стола,
Хоть раз в году, ведь чаще мы не сможем,
И столько новых песен мы не сложим,
Чтоб каждая утешить нас смогла.
Давайте собираться у стола.
Ну, много ли нам надобно на сборы?
Чтоб рухнули нелепые заборы,
Которые нам зрелость возвела.
Давайте собираться у стола,
И с нами те, чья песня не допета,
Они живут, пока мы помним это,
Покуда наша боль за них светла.
Борис Вахнюк
-
Бежит под горку жизнь моя,
Ее все меньше остается.
И если вам еще поется, -
Спасибо вам, мои друзья.
Спасибо милым голосам,
Нам приносившим утешенье
И ясность посреди сомнений,
Которой не находишь сам.
Неразделимы вы и я -
Что чье в душе моей и теле?
Пускай кто хочет, тот и делит,
Вы - плоть моя, мои друзья.
Кому еще мне доверять?!
Кто не солжет нам в жизни этой?
Ах, сколько кружит над планетой
Ветров попутных, чтобы врать!
Нас Бог избавил от вранья,
А вот годков отмерил скупо.
Но жаловаться тоже глупо,
Любимые мои друзья!
И слова нет для нас "потом", -
Нам в лица дует черный ветер.
Тем меньше мы на этом свете,
Чем больше вас - увы! - на том.
Пока на чашечках кривых
Весы удерживают гири, -
Мы сохранимся в этом мире -
Живые среди вас - живых...
-
Когда-нибудь зимой
приедет старый друг.
И первый взгляд его,
короткий, словно возглас,
напомнит мне о том,
что наш прекрасный возраст
уже проснулся в нас
и насторожил слух.
Когда-нибудь зимой
мы станем лампу жечь
и выдумаем все,
что было нашим прошлым,
и жизнь пересечем,
и не заплатим пошлин
иных, чем этот стол
и сбивчивая речь.
Когда-нибудь зимой
мы все сообразим
в мученьях наших жен,
в их горестных поступках
и назовем любовь
возможностью подспудной
принять простую мысль,
что мир неотразим.
Когда-нибудь зимой –
ни раньше, ни поздней –
нас тайно охранят
домашние пенаты
дыханьем батарей
от участи пернатых,
и мы переживем
десяток снежных дней.
Когда-нибудь зимой,
в начале иль в конце,
мы вспомним наконец,
мы вспомним друг о друге!
Под горьковатый чай,
под строгий окрик вьюги
не в первом говорить –
в единственном лице...
Юрий Гречко
приедет старый друг.
И первый взгляд его,
короткий, словно возглас,
напомнит мне о том,
что наш прекрасный возраст
уже проснулся в нас
и насторожил слух.
Когда-нибудь зимой
мы станем лампу жечь
и выдумаем все,
что было нашим прошлым,
и жизнь пересечем,
и не заплатим пошлин
иных, чем этот стол
и сбивчивая речь.
Когда-нибудь зимой
мы все сообразим
в мученьях наших жен,
в их горестных поступках
и назовем любовь
возможностью подспудной
принять простую мысль,
что мир неотразим.
Когда-нибудь зимой –
ни раньше, ни поздней –
нас тайно охранят
домашние пенаты
дыханьем батарей
от участи пернатых,
и мы переживем
десяток снежных дней.
Когда-нибудь зимой,
в начале иль в конце,
мы вспомним наконец,
мы вспомним друг о друге!
Под горьковатый чай,
под строгий окрик вьюги
не в первом говорить –
в единственном лице...
Юрий Гречко
-
А разве друга надо звать,
Когда темно в пути,
Когда дороги не узнать
И нету сил идти?
Когда беда со всех сторон,
Когда при солнце – ночь,
Да разве не увидит он,
Не ринется помочь?
Ведь он не сможет есть и спать,
Когда такое вдруг!
Но... если друга надо звать –
То вряд ли это друг...
Валентина Кошелева
Когда темно в пути,
Когда дороги не узнать
И нету сил идти?
Когда беда со всех сторон,
Когда при солнце – ночь,
Да разве не увидит он,
Не ринется помочь?
Ведь он не сможет есть и спать,
Когда такое вдруг!
Но... если друга надо звать –
То вряд ли это друг...
Валентина Кошелева
-
Как помрём мы, брат, с тобою,
Тут начнется чистка душ,
И сошлют нас, брат, обоих
В одинаковую глушь.
В древнегреческом эребе,
В христианском ли аду,
Под землей или на небе,
Я везде тебя найду.
Все равно где – в райских копях
Или в адовом дыму.
(Знаем, были мы в Европе
И на отдыхе в Крыму!)
Что нам ангел шестикрылый,
Что нам полчища чертей!
В мире нет сильнее силы
Смелых дружеских затей!
Только, господи, разлукой
Ты нас с другом не карай.
Уж на муку, так на муку,
Если в рай, так вместе в рай.
Андрей Щедрин
Тут начнется чистка душ,
И сошлют нас, брат, обоих
В одинаковую глушь.
В древнегреческом эребе,
В христианском ли аду,
Под землей или на небе,
Я везде тебя найду.
Все равно где – в райских копях
Или в адовом дыму.
(Знаем, были мы в Европе
И на отдыхе в Крыму!)
Что нам ангел шестикрылый,
Что нам полчища чертей!
В мире нет сильнее силы
Смелых дружеских затей!
Только, господи, разлукой
Ты нас с другом не карай.
Уж на муку, так на муку,
Если в рай, так вместе в рай.
Андрей Щедрин
-
Добры, несчастны, безрассудны,
Порой в бессмысленных трудах, –
Скитальцы в мире многолюдном,
В уже далёких городах –
Увижу ль вновь я ваши лица?
Но если вас настигнет рок,
Меня найдите на страницах
И прочитайте пару строк.
С живыми тёплыми словами
Приду. И горе – не беда.
Друзья мои! Я здесь, я с вами.
Не уходила никогда.
Стихи мои в пространстве комнат –
Как солнце будущего дня
Для всех, кто жив, и всем, кто помнит,
И тем, кто верует в меня.
Ольга Альтовская
Порой в бессмысленных трудах, –
Скитальцы в мире многолюдном,
В уже далёких городах –
Увижу ль вновь я ваши лица?
Но если вас настигнет рок,
Меня найдите на страницах
И прочитайте пару строк.
С живыми тёплыми словами
Приду. И горе – не беда.
Друзья мои! Я здесь, я с вами.
Не уходила никогда.
Стихи мои в пространстве комнат –
Как солнце будущего дня
Для всех, кто жив, и всем, кто помнит,
И тем, кто верует в меня.
Ольга Альтовская
-
А я-то, признаться, считал тебя другом
И думал, что ты мне на счастье дана,
Но вдруг обнаружил с тоской и испугом:
С тобою не жизнь, а морока одна!
Ты вечно меня в неприятности втянешь –
Да разве тебя остановишь, балду? –
Кого-то заденешь, куда-нибудь встрянешь,
Во что-то ударишься, мне на беду.
Недавно тебя посетила идея
Сквозь дырку в заборе протиснуться в сад.
Ты сразу застряла, и я, холодея,
Тянул тебя, всё проклиная, назад.
На днях – не вписалась ты в двери маршрутки
(Хотя ты на вид не особо крупна),
А после – болела ты целые сутки,
Как будто от бочки дрянного вина.
Я думал – ты гордость моя, украшенье,
Но ты – лишь обуза, понятно ежу...
Нет, сделал я вывод и принял решенье:
Моя голова, я с тобой не дружу!
И думал, что ты мне на счастье дана,
Но вдруг обнаружил с тоской и испугом:
С тобою не жизнь, а морока одна!
Ты вечно меня в неприятности втянешь –
Да разве тебя остановишь, балду? –
Кого-то заденешь, куда-нибудь встрянешь,
Во что-то ударишься, мне на беду.
Недавно тебя посетила идея
Сквозь дырку в заборе протиснуться в сад.
Ты сразу застряла, и я, холодея,
Тянул тебя, всё проклиная, назад.
На днях – не вписалась ты в двери маршрутки
(Хотя ты на вид не особо крупна),
А после – болела ты целые сутки,
Как будто от бочки дрянного вина.
Я думал – ты гордость моя, украшенье,
Но ты – лишь обуза, понятно ежу...
Нет, сделал я вывод и принял решенье:
Моя голова, я с тобой не дружу!
-
Иногда меня тянет в предутренний час
Утопая в росе, полежать на опушке,
Поваляться в траве безо всякой подушки...
Ждать, чтоб солнце открыло свой огненный глаз.
Вот лежу я, купаясь в мечтах ни о чём,
Слышу вкрадчивый шорох... Он ближе и ближе...
Открываю сомлевшие очи и вижу
Чрезвычайно пушистый оранжевый ком:
Мирным, мягким клубочком свернувшись, лиса
Проглотила росинку, легла со мной рядом,
Одарила меня понимающим взглядом
И, прищурившись, стала глазеть в небеса.
Фигурально к плечу прижимаясь плечом,
Мы лежали в молчании друг подле друга,
Мне казалась лиса самой близкой подругой,
С коей можно мечтать в унисон ни чём.
А потом она встала и тихо ушла,
Скрывшись, словно видение, а зарослях леса.
Да, и мне уж пора в будни, полные стресса:
Дом, работа и важные очень дела.
.....................................
Каждый день, как чумная, бегу я туда
И лежу в той же позе, на той же опушке!
Но лисы – самой близкой по духу подружки,
Я, увы, не видала с тех пор никогда.
Утопая в росе, полежать на опушке,
Поваляться в траве безо всякой подушки...
Ждать, чтоб солнце открыло свой огненный глаз.
Вот лежу я, купаясь в мечтах ни о чём,
Слышу вкрадчивый шорох... Он ближе и ближе...
Открываю сомлевшие очи и вижу
Чрезвычайно пушистый оранжевый ком:
Мирным, мягким клубочком свернувшись, лиса
Проглотила росинку, легла со мной рядом,
Одарила меня понимающим взглядом
И, прищурившись, стала глазеть в небеса.
Фигурально к плечу прижимаясь плечом,
Мы лежали в молчании друг подле друга,
Мне казалась лиса самой близкой подругой,
С коей можно мечтать в унисон ни чём.
А потом она встала и тихо ушла,
Скрывшись, словно видение, а зарослях леса.
Да, и мне уж пора в будни, полные стресса:
Дом, работа и важные очень дела.
.....................................
Каждый день, как чумная, бегу я туда
И лежу в той же позе, на той же опушке!
Но лисы – самой близкой по духу подружки,
Я, увы, не видала с тех пор никогда.
-
Никуда от возраста не деться,
Годы пронеслись, как из ружья.
Где-то в прошлом растворилось детство –
Но остались школьные друзья.
Быт, дела, заслуги и недуги...
Жизнь – как книга: за главой глава.
Но пока есть школьные подруги –
Наша юность всё еще жива.
Дело вовсе не в привычке детской –
Истинна живучесть наших уз:
Развалился весь Союз Советский –
Но не дрогнул наш с тобой союз.
Я хочу, чтоб нашим взрослым детям
В дружбе так же, как и нам, везло,
Чтоб с друзьями им под небом этим
Было бы надёжно и тепло.
Пью за дружбу! Пью за соучастье,
За надёжность дружеской руки.
И тебе, мой друг, желаю счастья
Трудностям и годам вопреки.
Не впускай подольше в душу старость,
Не встречайся с хворью и бедой,
И, хоть с комсомолом ты рассталась,
Оставайся вечно молодой!
Годы пронеслись, как из ружья.
Где-то в прошлом растворилось детство –
Но остались школьные друзья.
Быт, дела, заслуги и недуги...
Жизнь – как книга: за главой глава.
Но пока есть школьные подруги –
Наша юность всё еще жива.
Дело вовсе не в привычке детской –
Истинна живучесть наших уз:
Развалился весь Союз Советский –
Но не дрогнул наш с тобой союз.
Я хочу, чтоб нашим взрослым детям
В дружбе так же, как и нам, везло,
Чтоб с друзьями им под небом этим
Было бы надёжно и тепло.
Пью за дружбу! Пью за соучастье,
За надёжность дружеской руки.
И тебе, мой друг, желаю счастья
Трудностям и годам вопреки.
Не впускай подольше в душу старость,
Не встречайся с хворью и бедой,
И, хоть с комсомолом ты рассталась,
Оставайся вечно молодой!
-
Качается песенный шар голубой,
Расплывчатый шар за стеклом запотелым.
Я дома. Я дома душою и телом.
И всё же душою – немного с тобой.
Наверно, резонней письмишко черкнуть,
Покуда для встречи возможности нету,
Чем маяться зря, наблюдая вот эту
Луну сквозь оконную мокрую муть.
Но всё, что тебе написать я могу, –
Для будущих слов, болтовни, полувздора,
Для встречи, которая будет нескоро,
Ревниво и сладостно я берегу.
Мой друг драгоценный, нам есть что сказать
Хотя бы друг другу – пером или взглядом,
Настроем – минорным, мажорным ли ладом,
Нам есть чем любые два слова связать.
Привычный, истоптанный нами маршрут,
Районных пейзажей повтор многократный –
Наш воздух, наполненный музыкой внятной,
Очищенный от заблуждений и смут.
Пройдут катаклизмы, уляжется пыль,
Недужные страсти, как хмель, перебродят,
И после всего, что сейчас происходит,
Останется наша прекрасная быль.
Останется память про наше житьё
И то, что в эпоху разрух и неверья
По-прежнему двигало легкие перья,
Наивные перья – твоё и моё…
Любовь Сирота
Расплывчатый шар за стеклом запотелым.
Я дома. Я дома душою и телом.
И всё же душою – немного с тобой.
Наверно, резонней письмишко черкнуть,
Покуда для встречи возможности нету,
Чем маяться зря, наблюдая вот эту
Луну сквозь оконную мокрую муть.
Но всё, что тебе написать я могу, –
Для будущих слов, болтовни, полувздора,
Для встречи, которая будет нескоро,
Ревниво и сладостно я берегу.
Мой друг драгоценный, нам есть что сказать
Хотя бы друг другу – пером или взглядом,
Настроем – минорным, мажорным ли ладом,
Нам есть чем любые два слова связать.
Привычный, истоптанный нами маршрут,
Районных пейзажей повтор многократный –
Наш воздух, наполненный музыкой внятной,
Очищенный от заблуждений и смут.
Пройдут катаклизмы, уляжется пыль,
Недужные страсти, как хмель, перебродят,
И после всего, что сейчас происходит,
Останется наша прекрасная быль.
Останется память про наше житьё
И то, что в эпоху разрух и неверья
По-прежнему двигало легкие перья,
Наивные перья – твоё и моё…
Любовь Сирота
-
Мои друзья мне всё прощали:
Дурной характер, спесь и лень.
Враги стреляли из пищали
И не давали спать весь день.
Всю ночь друзья оберегали
Меня от бурь, хандры, скорбей.
Враги - лишали всех регалий,
Что я собрал, как скоробей.
Друзей судьбина раскидала
На север, запад, юг, восток...
Враги всё рядом. Всё им мало.
Всё ждут, чтоб кровью я истёк.
Друг издали письмо мне пишет:
Мол, как дела, как жив-здоров...
И только враг в затылок дышит -
Всё так же злобен и суров.
От друга я приму упреки,
За радость радостью воздам...
Но за полезные уроки
Дай Бог здоровья и врагам!
Марина Мартынова
Дурной характер, спесь и лень.
Враги стреляли из пищали
И не давали спать весь день.
Всю ночь друзья оберегали
Меня от бурь, хандры, скорбей.
Враги - лишали всех регалий,
Что я собрал, как скоробей.
Друзей судьбина раскидала
На север, запад, юг, восток...
Враги всё рядом. Всё им мало.
Всё ждут, чтоб кровью я истёк.
Друг издали письмо мне пишет:
Мол, как дела, как жив-здоров...
И только враг в затылок дышит -
Всё так же злобен и суров.
От друга я приму упреки,
За радость радостью воздам...
Но за полезные уроки
Дай Бог здоровья и врагам!
Марина Мартынова
-
Привет, дорогая подруга моя!
Ты что-то не пишешь мне писем.
Другой бы назвал это свинством – но я
От низменных чувств не зависим.
Я всё извиняю, ничуть не сужу,
Мне злобу копить неохота.
Я все-таки несколько сверху гляжу
На всей твоей жизни болото.
Я часто грущу о прекрасной поре –
О детских годах без печали.
Ты помнишь – тогда, в нашем старом дворе
Нам мамы дружить запрещали.
Но что нам запрет? Заповедной тропой
Я вновь устремлялся к подружке.
Мы шлепали вместе по лужам с тобой
И ели из общей кормушки.
Шли годы. На поиски Зла и Добра
Порывом влеком благородным,
Примкнул я, навек улетев со двора,
К подобным себе, но свободным.
Я знаю, что скоро у вас Рождество,
Готовится стол небывалый.
Ты всем передай: дескать, я на него
Уже не успею, пожалуй.
Мерцают мне звезды сквозь сумрак и мглу,
Зовут меня дали иные.
Я буду грустить, если в праздник к столу
Свиные сойдут отбивные...
Пора мне в дорогу. Сейчас разбегусь –
И взмою в седой небосклон я!
Пиши, если сможешь.
Твой преданный Гусь.
Прощай, дорогая Хавронья!
Шизель (Любовь Сирота)
Ты что-то не пишешь мне писем.
Другой бы назвал это свинством – но я
От низменных чувств не зависим.
Я всё извиняю, ничуть не сужу,
Мне злобу копить неохота.
Я все-таки несколько сверху гляжу
На всей твоей жизни болото.
Я часто грущу о прекрасной поре –
О детских годах без печали.
Ты помнишь – тогда, в нашем старом дворе
Нам мамы дружить запрещали.
Но что нам запрет? Заповедной тропой
Я вновь устремлялся к подружке.
Мы шлепали вместе по лужам с тобой
И ели из общей кормушки.
Шли годы. На поиски Зла и Добра
Порывом влеком благородным,
Примкнул я, навек улетев со двора,
К подобным себе, но свободным.
Я знаю, что скоро у вас Рождество,
Готовится стол небывалый.
Ты всем передай: дескать, я на него
Уже не успею, пожалуй.
Мерцают мне звезды сквозь сумрак и мглу,
Зовут меня дали иные.
Я буду грустить, если в праздник к столу
Свиные сойдут отбивные...
Пора мне в дорогу. Сейчас разбегусь –
И взмою в седой небосклон я!
Пиши, если сможешь.
Твой преданный Гусь.
Прощай, дорогая Хавронья!
Шизель (Любовь Сирота)
-
Бог удружил, подкинул друга.
Его я помню с первых дней.
Он мне милее, чем супруга,
Нет для меня души родней.
Не разлучат нас ни подружки,
Ни злой язык, ни табачок.
Хоть лей водой, стреляй из пушки.
Мы с ним как Пух и Пятачок.
Он словно брат. Нет! Лучше брата!
Пусть я нечёсан и небрит,
Но друг - тактичней дипломата:
Не пристыдит, не укорит.
Пусть не пожму я другу руку,
И разговор наш - монолог.
Но разогнать тоску и скуку,
Как он, никто еще не смог.
Я вам признаюсь по секрету
(Но чур, о сказанном - молчок!):
У друга документов нету,
Он лишь Джунгарский хомячок.
Мы дружно с ним надуем щеки,
Насупясь гордо на весь свет:
Один - на критиков упреки,
Другой - на зерновой обед…
Его я помню с первых дней.
Он мне милее, чем супруга,
Нет для меня души родней.
Не разлучат нас ни подружки,
Ни злой язык, ни табачок.
Хоть лей водой, стреляй из пушки.
Мы с ним как Пух и Пятачок.
Он словно брат. Нет! Лучше брата!
Пусть я нечёсан и небрит,
Но друг - тактичней дипломата:
Не пристыдит, не укорит.
Пусть не пожму я другу руку,
И разговор наш - монолог.
Но разогнать тоску и скуку,
Как он, никто еще не смог.
Я вам признаюсь по секрету
(Но чур, о сказанном - молчок!):
У друга документов нету,
Он лишь Джунгарский хомячок.
Мы дружно с ним надуем щеки,
Насупясь гордо на весь свет:
Один - на критиков упреки,
Другой - на зерновой обед…
-
Бесовщина! Дьявольский капкан!
Чересчур на мистику похоже:
Мы за дружбу подняли стакан,
А потом, друг другу мяли рожи.
И не маргиналы-алкаши! -
Интеллектуалы-менестрели.
Выпивали скромненько, в тиши.
Так чего же не предусмотрели?
Не прошёл без вывода урок,
И теперь, всегда берём в нагрузку
Тривиальный плавленый сырок
Под названьем "Дружба".
На закуску.
Чересчур на мистику похоже:
Мы за дружбу подняли стакан,
А потом, друг другу мяли рожи.
И не маргиналы-алкаши! -
Интеллектуалы-менестрели.
Выпивали скромненько, в тиши.
Так чего же не предусмотрели?
Не прошёл без вывода урок,
И теперь, всегда берём в нагрузку
Тривиальный плавленый сырок
Под названьем "Дружба".
На закуску.
-
Я с другом пилил любое бревно
Хорошей двуручной пилой.
А после работы мы пили вино,
Друг к другу ходили - домой.
Но каждый из нас однажды купил
Надежную "Дружбу" - пилу!
Давненько вина я с ним вместе не пил,
А "Дружба" - пылится в углу...
Хорошей двуручной пилой.
А после работы мы пили вино,
Друг к другу ходили - домой.
Но каждый из нас однажды купил
Надежную "Дружбу" - пилу!
Давненько вина я с ним вместе не пил,
А "Дружба" - пылится в углу...
-
Несут нам мудрость сквозь года
былые времена.
Заметить надо, не всегда
пословица верна.
Мы ищем истину вокруг
под кровом темноты -
вот ты скажи мне, кто твой друг,
и я скажу, кто ты.
О них поведав без затей,
ты ловко отвечал:
всё рассказал мне про друзей,
а про себя молчал.
Хоть правды нет в словах твоих,
но это не беда.
Ведь приукрашивать "своих”
стараются всегда.
Хочу узнать, кто есть ты сам
на тьму не пролит свет,
и я иду к твоим друзьям,
чтобы найти ответ.
Но в убежденье правоты,
они наврут сто врак...
Так я скажу тебе, кто ты,
коль скажешь, кто твой враг!..
Но если даже назовёшь
ты мне своих врагов, -
их злость выплёскивает ложь
потоком гневных слов.
У них я правды не найду,
надеяться смешно;
к твоим врагам я не пойду,
и это решено.
Где правда? слушать мне кого?
и как вести себя?
Ведь я всё так же ничего
не знаю про тебя.
Так будет чьих-то мнений дым,
мне на пути вставать...
Придётся способом другим
тебя мне узнавать.
Придётся остальных забыть,
за ложь их не виня,
и твёрдо самому решить,
кем будешь для меня.
былые времена.
Заметить надо, не всегда
пословица верна.
Мы ищем истину вокруг
под кровом темноты -
вот ты скажи мне, кто твой друг,
и я скажу, кто ты.
О них поведав без затей,
ты ловко отвечал:
всё рассказал мне про друзей,
а про себя молчал.
Хоть правды нет в словах твоих,
но это не беда.
Ведь приукрашивать "своих”
стараются всегда.
Хочу узнать, кто есть ты сам
на тьму не пролит свет,
и я иду к твоим друзьям,
чтобы найти ответ.
Но в убежденье правоты,
они наврут сто врак...
Так я скажу тебе, кто ты,
коль скажешь, кто твой враг!..
Но если даже назовёшь
ты мне своих врагов, -
их злость выплёскивает ложь
потоком гневных слов.
У них я правды не найду,
надеяться смешно;
к твоим врагам я не пойду,
и это решено.
Где правда? слушать мне кого?
и как вести себя?
Ведь я всё так же ничего
не знаю про тебя.
Так будет чьих-то мнений дым,
мне на пути вставать...
Придётся способом другим
тебя мне узнавать.
Придётся остальных забыть,
за ложь их не виня,
и твёрдо самому решить,
кем будешь для меня.
-
Было неловко и тяжко
От отрезвляющих слов.
Вечер. Кофейник и чашка.
Только всего и делов.
Колкости, шутки, остроты -
Всё неуместно. Прости.
Только всего и заботы -
Как половчее уйти.
Но… это значит: страницу
Главную перечеркнуть.
То-то и страшно - как птицу,
Наше молчанье спугнуть.
То-то перо и томится,
Не прикасаясь к листу,
И молчаливая птица
Долго глядит в высоту.
Если сейчас распрощаться,
Если черту подвести,
После - нельзя возвращаться.
То-то и медлю. Прости.
Дай поквитаться с надеждой,
Глянуть в предательский лик,
Дай оттянуть неизбежный
Опустошающий миг.
Дай этим снимком пополнить
Памяти фотоальбом:
Вечер. Молчание комнат.
Прядь над склонившимся лбом.
В форточке - ветки качанье.
Сумрак прозрачно-лилов.
Чашка. Кофейник. Молчанье.
Только всего и делов…
Любовь Сирота
От отрезвляющих слов.
Вечер. Кофейник и чашка.
Только всего и делов.
Колкости, шутки, остроты -
Всё неуместно. Прости.
Только всего и заботы -
Как половчее уйти.
Но… это значит: страницу
Главную перечеркнуть.
То-то и страшно - как птицу,
Наше молчанье спугнуть.
То-то перо и томится,
Не прикасаясь к листу,
И молчаливая птица
Долго глядит в высоту.
Если сейчас распрощаться,
Если черту подвести,
После - нельзя возвращаться.
То-то и медлю. Прости.
Дай поквитаться с надеждой,
Глянуть в предательский лик,
Дай оттянуть неизбежный
Опустошающий миг.
Дай этим снимком пополнить
Памяти фотоальбом:
Вечер. Молчание комнат.
Прядь над склонившимся лбом.
В форточке - ветки качанье.
Сумрак прозрачно-лилов.
Чашка. Кофейник. Молчанье.
Только всего и делов…
Любовь Сирота
-
Перегорю, переборю
Недужный дух разлада,
Сама себя уговорю,
Что всё идёт как надо.
Вздохну – и просто заживу,
Не в дар и не в отместку.
И бегством впредь не назову
Обычную поездку.
И стыдно быть, пойму я вдруг,
С прекрасным миром в ссоре:
Горяч июнь, и ласков юг,
И благодушно море,
И кипарисов острия
Отточены, как перья,
И нет причины для нытья,
Для злобы и безверья.
Под мелодичные шлепки
Воды по парапету
Я впрямь поверю, что тоски
Уже в помине нету…
Любовь Сирота
Недужный дух разлада,
Сама себя уговорю,
Что всё идёт как надо.
Вздохну – и просто заживу,
Не в дар и не в отместку.
И бегством впредь не назову
Обычную поездку.
И стыдно быть, пойму я вдруг,
С прекрасным миром в ссоре:
Горяч июнь, и ласков юг,
И благодушно море,
И кипарисов острия
Отточены, как перья,
И нет причины для нытья,
Для злобы и безверья.
Под мелодичные шлепки
Воды по парапету
Я впрямь поверю, что тоски
Уже в помине нету…
Любовь Сирота
-
Часы. Оконное стекло.
Распахнутая книга.
О одиночество, светло
Твоё ночное иго.
Всё можно: узы разорвать,
Забыть о них, к примеру,
А можно тщетно звать и звать
Друзей, теряя веру.
И в патетической мольбе
Безумствовать, терзаться,
Себя жалеть, самой себе
Покинутой казаться…
Но можно так: не ждать, не звать,
А свежестью ночною
Дышать замедленно – и знать,
Что все мои – со мною.
И, как пред чувствами ни слаб,
Но всё ж внушит рассудок,
Что одинокость – лишь этап,
Как ночь – лишь время суток.
И так гуляют сквозняки
В листве ночного сада,
Что ни пожатия руки,
Ни слов сейчас не надо.
Любовь Сирота
Распахнутая книга.
О одиночество, светло
Твоё ночное иго.
Всё можно: узы разорвать,
Забыть о них, к примеру,
А можно тщетно звать и звать
Друзей, теряя веру.
И в патетической мольбе
Безумствовать, терзаться,
Себя жалеть, самой себе
Покинутой казаться…
Но можно так: не ждать, не звать,
А свежестью ночною
Дышать замедленно – и знать,
Что все мои – со мною.
И, как пред чувствами ни слаб,
Но всё ж внушит рассудок,
Что одинокость – лишь этап,
Как ночь – лишь время суток.
И так гуляют сквозняки
В листве ночного сада,
Что ни пожатия руки,
Ни слов сейчас не надо.
Любовь Сирота
-
Всё дальше и глуше колёс перестук,
Уплыл тепловозный гудок…
И сердце помедлит – и ринется вдруг
Вдогонку, как глупый щенок.
И будет бежать, спотыкаясь, скуля –
Потом, безнадёжно отстав,
Смиряться и гаснуть, покуда земля
Дрожит и относит состав…
…А ночью в окне очертания крыш
Застынут подобием скал,
И явятся полночь, бессоница, тишь
И памяти белый накал.
Потянутся сутки длиною в века,
И душу к рукам приберут
Вестей ожиданье, надежда, тоска –
Святой изнурительный труд.
И будет бездарность мучительных строк,
И будет до самой зари
Назойливый, жёсткий, горячий комок
О рёбра стучать изнутри.
Забыть бы, отречься – покой, благодать,
Что проку в рассудке больном?
Но, Боже, как жутко, как сладко страдать,
Как ливень шумит за окном!..
Любовь Сирота
Уплыл тепловозный гудок…
И сердце помедлит – и ринется вдруг
Вдогонку, как глупый щенок.
И будет бежать, спотыкаясь, скуля –
Потом, безнадёжно отстав,
Смиряться и гаснуть, покуда земля
Дрожит и относит состав…
…А ночью в окне очертания крыш
Застынут подобием скал,
И явятся полночь, бессоница, тишь
И памяти белый накал.
Потянутся сутки длиною в века,
И душу к рукам приберут
Вестей ожиданье, надежда, тоска –
Святой изнурительный труд.
И будет бездарность мучительных строк,
И будет до самой зари
Назойливый, жёсткий, горячий комок
О рёбра стучать изнутри.
Забыть бы, отречься – покой, благодать,
Что проку в рассудке больном?
Но, Боже, как жутко, как сладко страдать,
Как ливень шумит за окном!..
Любовь Сирота
-
Оглохнув от хора созвучий и крови горячего стука,
Рвану заскорузлые рамы – и ветру подставлю лицо.
И к горлу подкатит свобода, которой названье – разлука,
И вновь наберёт обороты Фортуны моей колесо.
Опять, как во времени оном, грядет испытанье любовью,
Планида чудит и морочит, пророчит мне новый подъём,
Где снова не будет предела смятению и многословью,
И дрогнет прекраснейший возраст, поросший, казалось, быльём.
О, я ещё, кажется, в силах вприпрыжку взбежать по ступеням,
Какие-то прошлые бредни весёлым пером зачеркнуть,
Дышать холодеющим небом, пронзительным дымом осенним
И кинуться, не оглянувшись, в кромешную новую жуть.
…Уже надвигается утро. Свистит безымянная птаха.
Встаёт над водой оловянной рассвет, ослепительно рыж.
Да разве я смела помыслить о крыльях такого размаха,
Подъемлющих выше деревьев, сует, суесловий и крыш?
О, я ещё в силах упиться простором, судьбой и дорогой,
Где нет отрезвляющих истин и горестного багажа,
И видеть ребяческим зреньем, без символов и аналогий,
Как зябнут зелёные листья, под ранним морозом дрожа.
Любовь Сирота
Рвану заскорузлые рамы – и ветру подставлю лицо.
И к горлу подкатит свобода, которой названье – разлука,
И вновь наберёт обороты Фортуны моей колесо.
Опять, как во времени оном, грядет испытанье любовью,
Планида чудит и морочит, пророчит мне новый подъём,
Где снова не будет предела смятению и многословью,
И дрогнет прекраснейший возраст, поросший, казалось, быльём.
О, я ещё, кажется, в силах вприпрыжку взбежать по ступеням,
Какие-то прошлые бредни весёлым пером зачеркнуть,
Дышать холодеющим небом, пронзительным дымом осенним
И кинуться, не оглянувшись, в кромешную новую жуть.
…Уже надвигается утро. Свистит безымянная птаха.
Встаёт над водой оловянной рассвет, ослепительно рыж.
Да разве я смела помыслить о крыльях такого размаха,
Подъемлющих выше деревьев, сует, суесловий и крыш?
О, я ещё в силах упиться простором, судьбой и дорогой,
Где нет отрезвляющих истин и горестного багажа,
И видеть ребяческим зреньем, без символов и аналогий,
Как зябнут зелёные листья, под ранним морозом дрожа.
Любовь Сирота
-
Тот запах вымытых волос,
Благоуханье свежей кожи!
И поцелуй в глаза, от слез
Соленые, и в губы тоже.
И кучевые облака,
Курчавящиеся над чащей.
И спящая твоя рука,
И спящий лоб, и локон спящий.
Повремени, певец разлук!
Мы скоро разойдемся сами.
Не разнимай сплетенных рук.
Не разлучай уста с устами.
Давид Самойлов
Благоуханье свежей кожи!
И поцелуй в глаза, от слез
Соленые, и в губы тоже.
И кучевые облака,
Курчавящиеся над чащей.
И спящая твоя рука,
И спящий лоб, и локон спящий.
Повремени, певец разлук!
Мы скоро разойдемся сами.
Не разнимай сплетенных рук.
Не разлучай уста с устами.
Давид Самойлов
-
Ночное время года. Сухой июнь. Сезон
жасмин сминать в охапку, топча чужой газон,
под зонтиками тентов пережидать рассвет,
когда настигло утро – и ливнем хлынул свет.
Любви ночное время, святая блажь огня
свечи в огромном доме, где кто-то ждет меня,
прислушиваясь к ветру и не смыкая век.
И ожидание длится едва не целый век.
Ночное время сказок, не выдуманных мной.
Несчастен королевич, но сам тому виной.
«Кручина беспричинна! – твердит ему король. –
Еще стрела и лебедь свою сыграют роль».
Ночное время сада, когда в его глуши
внезапно обретаешь спокойствие души,
когда печаль разлуки уже не так остра...
И тянет горьким дымом садового костра.
Юрий Гречко
жасмин сминать в охапку, топча чужой газон,
под зонтиками тентов пережидать рассвет,
когда настигло утро – и ливнем хлынул свет.
Любви ночное время, святая блажь огня
свечи в огромном доме, где кто-то ждет меня,
прислушиваясь к ветру и не смыкая век.
И ожидание длится едва не целый век.
Ночное время сказок, не выдуманных мной.
Несчастен королевич, но сам тому виной.
«Кручина беспричинна! – твердит ему король. –
Еще стрела и лебедь свою сыграют роль».
Ночное время сада, когда в его глуши
внезапно обретаешь спокойствие души,
когда печаль разлуки уже не так остра...
И тянет горьким дымом садового костра.
Юрий Гречко
-
С толстой книгой забьюсь на диванчик
с глазу на глаз с густой тишиной.
Солнце, жёлтое, как одуванчик,
будет ясно цвести надо мной.
Будет пахнуть разлукой весёлой
нежных листьев зелёная стать.
И из бронзы отлитые пчёлы
будут в воздухе тонком витать.
Буду думать о жизни с ленцою.
Чистый воздух глоточками пить.
И дерев золотою пыльцою
холостяцкую душу лечить.
Евгений Тищенко
с глазу на глаз с густой тишиной.
Солнце, жёлтое, как одуванчик,
будет ясно цвести надо мной.
Будет пахнуть разлукой весёлой
нежных листьев зелёная стать.
И из бронзы отлитые пчёлы
будут в воздухе тонком витать.
Буду думать о жизни с ленцою.
Чистый воздух глоточками пить.
И дерев золотою пыльцою
холостяцкую душу лечить.
Евгений Тищенко
-
Что скажу тебе, прощаясь?
Что счастливою была.
За спиной не умещались
Два распахнутых крыла.
Что летала в поднебесье
И не прятала лица.
Что моей высокой песне
Не предвидела конца.
Только все куда-то делось...
И венец всему – тоска.
Отлеталось и отпелось.
Не отплакалось пока.
Нелли Василинина
Что счастливою была.
За спиной не умещались
Два распахнутых крыла.
Что летала в поднебесье
И не прятала лица.
Что моей высокой песне
Не предвидела конца.
Только все куда-то делось...
И венец всему – тоска.
Отлеталось и отпелось.
Не отплакалось пока.
Нелли Василинина
-
Я жалею тебя, жалею.
Боже, как я тебя любил!
Но с другим ты вошла в аллею,
где амур в синеве парил...
Он не к месту попал, не к теме:
промелькнул, да и был таков;
просто, видно, настало время
осыпания лепестков...
Я ревную тебя, ревную.
От обиды бросает в дрожь.
Я, конечно, найду другую,
ты другого себе найдёшь.
Время лечит любые раны;
это – азбука. Видишь ли,
для того и есть океаны,
Чтобы в них топит корабли.
На душе, что ты с ней ни делай,
долго кошкам ещё скрести...
Так прощай, мой кораблик белый.
Не грусти.
Евгений Петропавловский
Боже, как я тебя любил!
Но с другим ты вошла в аллею,
где амур в синеве парил...
Он не к месту попал, не к теме:
промелькнул, да и был таков;
просто, видно, настало время
осыпания лепестков...
Я ревную тебя, ревную.
От обиды бросает в дрожь.
Я, конечно, найду другую,
ты другого себе найдёшь.
Время лечит любые раны;
это – азбука. Видишь ли,
для того и есть океаны,
Чтобы в них топит корабли.
На душе, что ты с ней ни делай,
долго кошкам ещё скрести...
Так прощай, мой кораблик белый.
Не грусти.
Евгений Петропавловский
-
Я когда-то к этой девочке ходил –
уводил на дискотеку и в кино.
Боже мой, как я тогда её любил!
Чёрт возьми, всё это было так давно...
В час летучего цветения планет
я увлёк её в шальное забытьё;
била дрожь нас, и она шептала: "Нет",–
а я слушал – и не слушался её...
Только лето отзвенело в листопад,
а когда снежинки смежил белый свет,
от неё к другой ушёл я... Наугад
расставаться так легко в 17 лет.
Я обиды пустяковой не простил.
Вышло глупо это. Грустно. И смешно.
Боже мой, как я тогда её любил!
Чёрт возьми, всё это было так давно...
Нам понадобилась тьма тоскливых дней,
чтоб истлела нас связующая нить.
Мы характеры выдерживали с ней.
Оба выдержали. Некого винить.
С той поры я стольких женщин разлюбил,
что ни шанса на вакансию в раю.
А лукавый шепчет: "Ты кого ловил?
Может, птаху упорхнувшую свою?"
Ах, не знаю. Ей, наверное, сейчас
не до юношеских выцветших тревог:
муж, работа, дети ходят в энный класс...
Словом, дай ей Бог всего, что я не смог.
Да и я, сыграв грошовый эпизод,
Поважней себе не вышакалю роль.
Скоро ночь. Подруга новая придёт.
На столе – вполне приличный алкоголь.
И, должно быть, у меня достанет сил
не крутить в усталой памяти кино
о той девочке, которую любил
так безжалостно, нелепо и давно.
Если ж выйду, ошалевший от тоски,
чтобы мчаться к ней, как в юности, легко –
не возьмёт меня, наверное, такси...
Потому что это
очень далеко.
Евгений Петропавловский
уводил на дискотеку и в кино.
Боже мой, как я тогда её любил!
Чёрт возьми, всё это было так давно...
В час летучего цветения планет
я увлёк её в шальное забытьё;
била дрожь нас, и она шептала: "Нет",–
а я слушал – и не слушался её...
Только лето отзвенело в листопад,
а когда снежинки смежил белый свет,
от неё к другой ушёл я... Наугад
расставаться так легко в 17 лет.
Я обиды пустяковой не простил.
Вышло глупо это. Грустно. И смешно.
Боже мой, как я тогда её любил!
Чёрт возьми, всё это было так давно...
Нам понадобилась тьма тоскливых дней,
чтоб истлела нас связующая нить.
Мы характеры выдерживали с ней.
Оба выдержали. Некого винить.
С той поры я стольких женщин разлюбил,
что ни шанса на вакансию в раю.
А лукавый шепчет: "Ты кого ловил?
Может, птаху упорхнувшую свою?"
Ах, не знаю. Ей, наверное, сейчас
не до юношеских выцветших тревог:
муж, работа, дети ходят в энный класс...
Словом, дай ей Бог всего, что я не смог.
Да и я, сыграв грошовый эпизод,
Поважней себе не вышакалю роль.
Скоро ночь. Подруга новая придёт.
На столе – вполне приличный алкоголь.
И, должно быть, у меня достанет сил
не крутить в усталой памяти кино
о той девочке, которую любил
так безжалостно, нелепо и давно.
Если ж выйду, ошалевший от тоски,
чтобы мчаться к ней, как в юности, легко –
не возьмёт меня, наверное, такси...
Потому что это
очень далеко.
Евгений Петропавловский
Отправить СМС'кой
Радио онлайн
Обо мне
текст текст текст текст текст текст текст текст текст текст текст текст текст текст текст текст текст текст текст текст текст текст текст
Топ пользователей
-
Я знаю вы тоже когда кушаете мороженное а оно заканчивается вы грызете деревянную палочку :)
Архивы
