Главная » Статьи » СТИХИ » про МОРЕ |
В категории материалов: 14 Показано материалов: 1-14 |
Сортировать по: Дате · Названию · Рейтингу · Комментариям · Просмотрам
Статусы на тему - про МОРЕ
-
Море как море. Вода солона.
Декоративен избитый пейзаж.
Всё так картинно: деревья, луна…
Что же с душою-то? – Видимо, блажь…
Ей, неприкаянной, сладко блажить,
Вздрагивать, биться, парить, тосковать,
Вскрикивать: «Боже, как радостно жить!..» –
Гаснуть и вспыхивать, и ликовать.
Боже мой, август – какая теплынь!
Пыл предосенний, прощальный бросок.
Тёплою памятью, море, нахлынь
На неостывший упругий песок.
Детская сладость солёной воды,
Память – как сказка о жизни чужой.
Боже, насколько целебней вражды
Это содружество мира с душой!
Радостно помнить, что я не умру,
Ибо порука – глаза детворы,
Неодолимая тяга к перу,
Мир мой – и все остальные миры.
Волны теплу подставляют бока,
Лижут песок и играют луной.
Боже мой, как эта ноша легка!
Крылья тихонько шуршат за спиной…
Любовь Сирота
Декоративен избитый пейзаж.
Всё так картинно: деревья, луна…
Что же с душою-то? – Видимо, блажь…
Ей, неприкаянной, сладко блажить,
Вздрагивать, биться, парить, тосковать,
Вскрикивать: «Боже, как радостно жить!..» –
Гаснуть и вспыхивать, и ликовать.
Боже мой, август – какая теплынь!
Пыл предосенний, прощальный бросок.
Тёплою памятью, море, нахлынь
На неостывший упругий песок.
Детская сладость солёной воды,
Память – как сказка о жизни чужой.
Боже, насколько целебней вражды
Это содружество мира с душой!
Радостно помнить, что я не умру,
Ибо порука – глаза детворы,
Неодолимая тяга к перу,
Мир мой – и все остальные миры.
Волны теплу подставляют бока,
Лижут песок и играют луной.
Боже мой, как эта ноша легка!
Крылья тихонько шуршат за спиной…
Любовь Сирота
-
На сером причале у моря,
У моря на сером молу,
С извечным порядком не споря,
Смотрю на протяжную мглу.
Мне этот порядок извечный
Явился в движенье воды,
Поющей, что век скоротечный
Смывает свои же следы.
Не явно - украдкою, скрыто,
Не сплошь - через раз, наугад -
Но сколько из памяти смыто
И лиц, и событий, и дат!..
Я их прожила, пролистала,
Но что было жизнью моей,
То смыло, смело, разметало
Обычным течением дней.
На сером причале у моря,
У моря на сером молу
Я думаю: сколько историй -
Моих! - превратилось в золу.
И ежели их персонажи
Взойдут на моём берегу,
Я их не узнаю, и даже
Припомнить едва ли смогу.
Ах, память, неверная память,
Дырявая, как решето!
Сама ты решала - оставить
Иль выбросить в хлам… Но зато
Какое богатство хранится
В несметных твоих тайниках,
Какие прекрасные птицы
Запутались в крепких силках!
Проносится жизнь. Улетают
И тают детали - увы!
Но вешние почвы впитают
Распад прошлогодней листвы,
И холод забудется вскоре,
И движется время к теплу
На сером причале у моря,
У моря на сером молу.
Любовь Сирота
У моря на сером молу,
С извечным порядком не споря,
Смотрю на протяжную мглу.
Мне этот порядок извечный
Явился в движенье воды,
Поющей, что век скоротечный
Смывает свои же следы.
Не явно - украдкою, скрыто,
Не сплошь - через раз, наугад -
Но сколько из памяти смыто
И лиц, и событий, и дат!..
Я их прожила, пролистала,
Но что было жизнью моей,
То смыло, смело, разметало
Обычным течением дней.
На сером причале у моря,
У моря на сером молу
Я думаю: сколько историй -
Моих! - превратилось в золу.
И ежели их персонажи
Взойдут на моём берегу,
Я их не узнаю, и даже
Припомнить едва ли смогу.
Ах, память, неверная память,
Дырявая, как решето!
Сама ты решала - оставить
Иль выбросить в хлам… Но зато
Какое богатство хранится
В несметных твоих тайниках,
Какие прекрасные птицы
Запутались в крепких силках!
Проносится жизнь. Улетают
И тают детали - увы!
Но вешние почвы впитают
Распад прошлогодней листвы,
И холод забудется вскоре,
И движется время к теплу
На сером причале у моря,
У моря на сером молу.
Любовь Сирота
-
Пойдём же, пойдём же на берег морской,
Срифмуем его с отлетевшей тоской,
Срифмуем дорогу по зною
С возлюбленной тенью резною.
По роще, где сумрак звенит и поёт,
Где листья крылаты, а ветки вразлёт,
Пройдём - и срифмуем овражек
С тем корнем, что жилист и тяжек.
И выйдя из мрака, вослед за лучом
Шоссе разогретое пересечём,
Пройдём травяным косогорьем
Меж пыльной дорогой и морем.
Опишем, как воздух от запахов густ,
Как радостен полный чириканьем куст,
И жаворонки-одиночки
Едва умещаются в строчке.
По краю болотца спешит куличок
И трогает клювом травинок пучок;
Кузнечик, задетый стопою,
Взлетает, сверкнув, над тропою.
И вот оно, вот оно, море - гляди!
И зренью просторно, и тесно в груди,
И так бестолково-неловки
Все наши попытки рифмовки.
И сколь ты к нему ни прилаживай стих -
Нет дела ему до усилий твоих,
До этих цветисто-узорных
Ненужных потуг стихотворных.
Любовь Сирота
Срифмуем его с отлетевшей тоской,
Срифмуем дорогу по зною
С возлюбленной тенью резною.
По роще, где сумрак звенит и поёт,
Где листья крылаты, а ветки вразлёт,
Пройдём - и срифмуем овражек
С тем корнем, что жилист и тяжек.
И выйдя из мрака, вослед за лучом
Шоссе разогретое пересечём,
Пройдём травяным косогорьем
Меж пыльной дорогой и морем.
Опишем, как воздух от запахов густ,
Как радостен полный чириканьем куст,
И жаворонки-одиночки
Едва умещаются в строчке.
По краю болотца спешит куличок
И трогает клювом травинок пучок;
Кузнечик, задетый стопою,
Взлетает, сверкнув, над тропою.
И вот оно, вот оно, море - гляди!
И зренью просторно, и тесно в груди,
И так бестолково-неловки
Все наши попытки рифмовки.
И сколь ты к нему ни прилаживай стих -
Нет дела ему до усилий твоих,
До этих цветисто-узорных
Ненужных потуг стихотворных.
Любовь Сирота
-
Сначала только пальцем
Покатывало гальку
И плотно, словно панцирь,
Полнеба облегало,
Потом луна в барашках
Сверкала белым кварцем.
Потом пошло качаться.
И наконец взыграло.
Когда взыграло море,
Душа возликовала,
Душа возликовала
И неба захотела.
И захотела ветра,
И грома, и обвала.
А чем она владела —
Того ей было мало!..
Давид Самойлов
Покатывало гальку
И плотно, словно панцирь,
Полнеба облегало,
Потом луна в барашках
Сверкала белым кварцем.
Потом пошло качаться.
И наконец взыграло.
Когда взыграло море,
Душа возликовала,
Душа возликовала
И неба захотела.
И захотела ветра,
И грома, и обвала.
А чем она владела —
Того ей было мало!..
Давид Самойлов
-
Прости, что я море люблю в окуляр микроскопа,
Но как он хорош, этот бойкий, веселый планктон!
Как взгляд археолога греется прахом раскопа,
Так мой в теплой луночке тонет, а бездна — потом.
И мелкая сволочь, с космическим ужасом споря,
Врывается весело в светлое поле на миг,
И прежде чем море живое исчезнет из поля,
Мы что-то друг другу успеем сказать напрямик.
Дмитрий Сухарев
Но как он хорош, этот бойкий, веселый планктон!
Как взгляд археолога греется прахом раскопа,
Так мой в теплой луночке тонет, а бездна — потом.
И мелкая сволочь, с космическим ужасом споря,
Врывается весело в светлое поле на миг,
И прежде чем море живое исчезнет из поля,
Мы что-то друг другу успеем сказать напрямик.
Дмитрий Сухарев
-
…А вдали что-то тихо плескалось –
Волны? Крылья? Бельё на ветру?
Трепетало, звало, колыхалось,
Время путало – то ли смеркалось,
То ли ночь торопило к утру.
И взлетали неясные звуки:
Чей-то вздох, чей-то всхлип, чей-то вскрик,
Возглас встречи, стенанье разлуки,
Бормотание, бредни и слухи,
Шепоток авантюр и интриг.
А цвета… Живописных усилий
Не постигнуть истоки и цель.
Совмещенье баталий, идиллий,
Жанров смесь и смешение стилей,
Масло, темпера, уголь, пастель.
Что в стихии? – Душа, не душа ли,
Но какой-то аналог души…
Зов веков и утёсов скрижали.
…Вдаль, по берегу. Чтоб не мешали.
Плачь. Дыши. Иль о вечном пиши.
Любовь Сирота
Волны? Крылья? Бельё на ветру?
Трепетало, звало, колыхалось,
Время путало – то ли смеркалось,
То ли ночь торопило к утру.
И взлетали неясные звуки:
Чей-то вздох, чей-то всхлип, чей-то вскрик,
Возглас встречи, стенанье разлуки,
Бормотание, бредни и слухи,
Шепоток авантюр и интриг.
А цвета… Живописных усилий
Не постигнуть истоки и цель.
Совмещенье баталий, идиллий,
Жанров смесь и смешение стилей,
Масло, темпера, уголь, пастель.
Что в стихии? – Душа, не душа ли,
Но какой-то аналог души…
Зов веков и утёсов скрижали.
…Вдаль, по берегу. Чтоб не мешали.
Плачь. Дыши. Иль о вечном пиши.
Любовь Сирота
-
Как зарок от суесловья, как залог
и попытка мою душу уберечь,
в эту книгу входит море — его слог,
его говор, его горечь, его речь.
Не спросившись, разрешенья не спросив,
вместе с солнцем, вместе в ветром на паях,
море входит в эту книгу, как курсив,
как случайные пометки на полях.
Как пометки — эти дюны, эта даль,
сонных сосен уходящий полукруг...
Море входит в эту книгу, как деталь,
всю картину изменяющая вдруг.
Всю картину своим гулом окатив,
незаметно проступая между строк,
море входит в эту книгу, как мотив
бесконечности и судеб и дорог.
Бесконечны эти дюны, этот бор,
эти волны, эта темная вода...
Где мы виделись когда-то? Невермор.
Где мы встретимся с тобою? Никогда.
Это значит, что бессрочен этот срок.
Это время не беречься, а беречь.
Это северное море между строк,
его говор, его горечь, его речь.
Это север, это северные льды,
сосен северных негромкий разговор.
Голос камня, голос ветра и воды,
голос птицы из породы Невермор.
Юрий Левитанский
и попытка мою душу уберечь,
в эту книгу входит море — его слог,
его говор, его горечь, его речь.
Не спросившись, разрешенья не спросив,
вместе с солнцем, вместе в ветром на паях,
море входит в эту книгу, как курсив,
как случайные пометки на полях.
Как пометки — эти дюны, эта даль,
сонных сосен уходящий полукруг...
Море входит в эту книгу, как деталь,
всю картину изменяющая вдруг.
Всю картину своим гулом окатив,
незаметно проступая между строк,
море входит в эту книгу, как мотив
бесконечности и судеб и дорог.
Бесконечны эти дюны, этот бор,
эти волны, эта темная вода...
Где мы виделись когда-то? Невермор.
Где мы встретимся с тобою? Никогда.
Это значит, что бессрочен этот срок.
Это время не беречься, а беречь.
Это северное море между строк,
его говор, его горечь, его речь.
Это север, это северные льды,
сосен северных негромкий разговор.
Голос камня, голос ветра и воды,
голос птицы из породы Невермор.
Юрий Левитанский
-
Прибой накатывает упорно
На берег моря. Устало, хмуро
Камни считают волны, как зёрна
Чёток - мулла, читающий суры.
Волны смеются, греховную тяжесть -
Земную тяжесть! - с камней смывая.
Лёгкой, причудливой белой пряжей
Взлетает к небу пена морская,
И падает вниз, и бесследно тает;
И ветер летит быстрее птицы
Над морем, над берегом - и не знает,
Придётся ль, удастся ль остановиться,
Забыв движения окаянство
И времени злобу, что дни и ночи
Вселенной окостеневший панцирь
Резцом веков и мгновений точит,
Предавая забвению всё постепенно,
И оставляя итогом конечным
Только слова о том, что бренно.
Только догадки о том, что вечно.
Олег Виговский
На берег моря. Устало, хмуро
Камни считают волны, как зёрна
Чёток - мулла, читающий суры.
Волны смеются, греховную тяжесть -
Земную тяжесть! - с камней смывая.
Лёгкой, причудливой белой пряжей
Взлетает к небу пена морская,
И падает вниз, и бесследно тает;
И ветер летит быстрее птицы
Над морем, над берегом - и не знает,
Придётся ль, удастся ль остановиться,
Забыв движения окаянство
И времени злобу, что дни и ночи
Вселенной окостеневший панцирь
Резцом веков и мгновений точит,
Предавая забвению всё постепенно,
И оставляя итогом конечным
Только слова о том, что бренно.
Только догадки о том, что вечно.
Олег Виговский
-
А поутру на море
Такая тишина,
Что песенка прибоя -
И та едва слышна.
А в лодках рыболовы
Не вздрогнут, не вздохнут.
Давай, бычок,
Хватай крючок,
А то они уснут.
Смотрите, рыболовы,
Смотрите на восток:
На море показался
Чудесный поплавок,
А следом выплывает,
Сверкает и шумит
Отличный день,
Прекрасный день,
Большой, как рыба-кит!
О море голубое!
Привет тебе, привет!
А где же рыболовы?
А их пропал и след.
Поплыли теплоходы,
Помчались катера,
И блеск и звон
Со всех сторон,
И кончился рассвет.
Юлий Ким
Такая тишина,
Что песенка прибоя -
И та едва слышна.
А в лодках рыболовы
Не вздрогнут, не вздохнут.
Давай, бычок,
Хватай крючок,
А то они уснут.
Смотрите, рыболовы,
Смотрите на восток:
На море показался
Чудесный поплавок,
А следом выплывает,
Сверкает и шумит
Отличный день,
Прекрасный день,
Большой, как рыба-кит!
О море голубое!
Привет тебе, привет!
А где же рыболовы?
А их пропал и след.
Поплыли теплоходы,
Помчались катера,
И блеск и звон
Со всех сторон,
И кончился рассвет.
Юлий Ким
-
Уже повидала не много, не мало:
Кубань и колымского неба стекло.
Но берег манил с сероскалым оскалом,
И море беззубым безумьем влекло.
Анапа. В горах затерявшийся берег.
Сюда не пускала судьба до поры.
Сегодня к твоей заколдованной двери
Я бурным потоком сбегаю с горы.
Приветствуй, встречай беспокойную жрицу,
В объятья прибоя скорее лови.
Я жизни тебе посвящаю страницу,
Как знать, может, лучшую в Книге Любви.
Ольга Альтовская
Кубань и колымского неба стекло.
Но берег манил с сероскалым оскалом,
И море беззубым безумьем влекло.
Анапа. В горах затерявшийся берег.
Сюда не пускала судьба до поры.
Сегодня к твоей заколдованной двери
Я бурным потоком сбегаю с горы.
Приветствуй, встречай беспокойную жрицу,
В объятья прибоя скорее лови.
Я жизни тебе посвящаю страницу,
Как знать, может, лучшую в Книге Любви.
Ольга Альтовская
-
И волны – о берег, и пена кипела.
Мне море о чём-то несбыточном пело.
И чайки метались, и, страсти полны,
Вздымались, дышали, как грудь, буруны.
Бездонная чаша, безбрежные дали
И серое марево – ртуть ли? вода ли?
Иль вар – амальгама космических смол,
Что тянет и манит, и бьётся о мол.
От солнца
лучей расходились спирали,
Из вечности в вечность на Землю взирали,
Как я на ветру, у земли на краю,
На камне у кромки Вселенной стою.
О, море моё! Ты сегодня иное:
Пустое, неведомое, не родное –
Пугаешь. Твоя ненасытная пасть
Зовёт оттолкнуться, шагнуть и пропасть.
И сгинуть в пучине, от ужаса млея,
Ни ближних, ни дальних уже не жалея –
Уйти, оторвавшись от снов и от дел,
В иную стихию, за край, за предел.
Ольга Альтовская
Мне море о чём-то несбыточном пело.
И чайки метались, и, страсти полны,
Вздымались, дышали, как грудь, буруны.
Бездонная чаша, безбрежные дали
И серое марево – ртуть ли? вода ли?
Иль вар – амальгама космических смол,
Что тянет и манит, и бьётся о мол.
От солнца
лучей расходились спирали,
Из вечности в вечность на Землю взирали,
Как я на ветру, у земли на краю,
На камне у кромки Вселенной стою.
О, море моё! Ты сегодня иное:
Пустое, неведомое, не родное –
Пугаешь. Твоя ненасытная пасть
Зовёт оттолкнуться, шагнуть и пропасть.
И сгинуть в пучине, от ужаса млея,
Ни ближних, ни дальних уже не жалея –
Уйти, оторвавшись от снов и от дел,
В иную стихию, за край, за предел.
Ольга Альтовская
-
Куда бы ни пошел,
ты выйдешь к морю –
безбрежному бурлящему сосуду,
зеленому от водорослей донных,
блестящему под солнечным лучом,
где волны в бесконечном переборе
сбегают в никуда из ниоткуда,
а ты в их разговорах монотонных
привычно выступаешь толмачом.
Куда бы ни пошел,
ты выйдешь к морю –
присядешь на нагретый солнцем камень,
в который раз увидишь в отдаленье
горизонталь меж небом и судьбой,
и волны, будто псы, друг другу вторя,
оближут твои ноги языками,
иная даже прыгнет на колени –
и отбежит,
и позовет с собой.
Куда бы ни пошел,
ты выйдешь к морю –
вдохнешь его неповторимый запах,
войдешь в его распахнутое тело,
в раскрытые объятья упадешь,
и станет оно пленом и тюрьмою,
тебя лаская в сильных нежных лапах,
как ни одна из женщин не умела –
от них ушел,
от моря не уйдешь.
И вот уже, счастливо и устало
качаясь в унисон с его дыханьем,
к его груди прижавшись головою,
ты тихо начинаешь свой рассказ
о листьях, что ложатся как попало,
о снегопаде медленном и раннем,
о желтых фонарях над мостовою,
что до рассвета не смыкают глаз.
И море будет слушать осторожно,
как ты его выслушивал ночами,
его тревоги, радости и горе
угадывая собственным чутьем.
Оно и не поймет тебя, возможно,
но разве это важно, если море –
единственное средство от молчанья
на одиноком острове твоем?
Андрей Моисеев
ты выйдешь к морю –
безбрежному бурлящему сосуду,
зеленому от водорослей донных,
блестящему под солнечным лучом,
где волны в бесконечном переборе
сбегают в никуда из ниоткуда,
а ты в их разговорах монотонных
привычно выступаешь толмачом.
Куда бы ни пошел,
ты выйдешь к морю –
присядешь на нагретый солнцем камень,
в который раз увидишь в отдаленье
горизонталь меж небом и судьбой,
и волны, будто псы, друг другу вторя,
оближут твои ноги языками,
иная даже прыгнет на колени –
и отбежит,
и позовет с собой.
Куда бы ни пошел,
ты выйдешь к морю –
вдохнешь его неповторимый запах,
войдешь в его распахнутое тело,
в раскрытые объятья упадешь,
и станет оно пленом и тюрьмою,
тебя лаская в сильных нежных лапах,
как ни одна из женщин не умела –
от них ушел,
от моря не уйдешь.
И вот уже, счастливо и устало
качаясь в унисон с его дыханьем,
к его груди прижавшись головою,
ты тихо начинаешь свой рассказ
о листьях, что ложатся как попало,
о снегопаде медленном и раннем,
о желтых фонарях над мостовою,
что до рассвета не смыкают глаз.
И море будет слушать осторожно,
как ты его выслушивал ночами,
его тревоги, радости и горе
угадывая собственным чутьем.
Оно и не поймет тебя, возможно,
но разве это важно, если море –
единственное средство от молчанья
на одиноком острове твоем?
Андрей Моисеев
-
Море волнуется – раз.
Мерно рокочет прибой,
Словно получен приказ
И не объявлен отбой.
Море участвует в нас,
Катит, шлифует слова.
Море волнуется – раз.
Море волнуется – два.
Не потрясай острогой,
Глядя на эту купель.
Не забывай, дорогой,
Море – твоя колыбель!
Переживая за нас,
Дескать, дорожка крива,
Море волнуется – раз.
Море волнуется – два.
Каждый безудержный миг
Силы его велики.
Море в ладонях своих
Пестует материки.
Вечен ли этот запас?
Вечно ли сила жива? -
Море волнуется – раз.
Море волнуется – два.
Память дороги сотрут,
Годы растают вдали.
И, завершая маршрут
В синих пределах Земли,
Пару загадочных фраз
Вспомнишь, и то лишь едва:
«Море волнуется – раз.
Море волнуется – два».
Валерий Ременюк
Мерно рокочет прибой,
Словно получен приказ
И не объявлен отбой.
Море участвует в нас,
Катит, шлифует слова.
Море волнуется – раз.
Море волнуется – два.
Не потрясай острогой,
Глядя на эту купель.
Не забывай, дорогой,
Море – твоя колыбель!
Переживая за нас,
Дескать, дорожка крива,
Море волнуется – раз.
Море волнуется – два.
Каждый безудержный миг
Силы его велики.
Море в ладонях своих
Пестует материки.
Вечен ли этот запас?
Вечно ли сила жива? -
Море волнуется – раз.
Море волнуется – два.
Память дороги сотрут,
Годы растают вдали.
И, завершая маршрут
В синих пределах Земли,
Пару загадочных фраз
Вспомнишь, и то лишь едва:
«Море волнуется – раз.
Море волнуется – два».
Валерий Ременюк
-
Вот берег северного моря:
Под небом в крапинах слюды -
Волна и ветер в бурной ссоре,
А пены больше чем воды.
Камней обветренные лица,
Суровой ковки якоря.
И пахнет йодом – как в больнице
И так же ссадины горят.
Ты скажешь – вечная простуда,
Глухие, дикие края...
Я объясню тебе – откуда
Тоска по Северу моя:
Здесь чайка плачет и клокочет
Как заполярный соловей.
Здесь дни бессовестно короче,
А поцелуи солоней.
В густом, лебяжьем белом цвете –
Семь нот, семь красок, семь чудес.
Вкус миндаля, мечта о лете
И острый к жизни интерес.
Лада Миллер
Под небом в крапинах слюды -
Волна и ветер в бурной ссоре,
А пены больше чем воды.
Камней обветренные лица,
Суровой ковки якоря.
И пахнет йодом – как в больнице
И так же ссадины горят.
Ты скажешь – вечная простуда,
Глухие, дикие края...
Я объясню тебе – откуда
Тоска по Северу моя:
Здесь чайка плачет и клокочет
Как заполярный соловей.
Здесь дни бессовестно короче,
А поцелуи солоней.
В густом, лебяжьем белом цвете –
Семь нот, семь красок, семь чудес.
Вкус миндаля, мечта о лете
И острый к жизни интерес.
Лада Миллер