Главная » Статьи » СТИХИ |
В разделе материалов: 520 Показано материалов: 274-312 |
Страницы: « 1 2 ... 6 7 8 9 10 ... 13 14 » |
-
Мне так славно писалось в солдатской каптёрке.
Мишка Телесов на ночь ключи мне давал.
Примостившись на связанных гимастёрках,
Позабыв обо всём, я писал и писал.
Я к приходу комбата наводил там порядок,
Со стола сухари и окурки сметал.
И страницы исчерканных за ночь тетрадок
Перед самым подъемом совал в чемодан.
...Я бы через забор, будто из самоволки,
К вам вернулся, ребята, но вас уже нет.
Только первый снежок, синеватый и колкий,
Бьёт в лицо мне и в окна несется на свет.
Леонид Сорока
Мишка Телесов на ночь ключи мне давал.
Примостившись на связанных гимастёрках,
Позабыв обо всём, я писал и писал.
Я к приходу комбата наводил там порядок,
Со стола сухари и окурки сметал.
И страницы исчерканных за ночь тетрадок
Перед самым подъемом совал в чемодан.
...Я бы через забор, будто из самоволки,
К вам вернулся, ребята, но вас уже нет.
Только первый снежок, синеватый и колкий,
Бьёт в лицо мне и в окна несется на свет.
Леонид Сорока
-
Над страной Апельсинией небо синее-синее,
облаков розоватых суфле,
солнце – долька лимонная, ветры неугомонные
так и льнут по-кошачьи к земле.
Пахнет здесь померанцами, пчёлы, бабочки танцами
со стрекозами увлечены.
Здесь закаты оранжевы, и не видели раньше вы
удивительней этой страны.
Всюду гномы с корзинами по садам с апельсинами –
День-деньской не боясь высоты,
забираясь на лесенки и мурлыкая песенки –
рвут с ветвей золотые плоды,
высыпают в тележку, и - белый ослик, не мешкая,
их отвозит в кондитерский цех,
где успешно рабочие варят джемы и прочее –
для любителей сладких утех –
конфитюры с цукатами, монпансье с мармеладами,
карамельки, цветное драже;
и пастилку с тянучками лепят шустрыми ручками,
и загадочное блан-ман-же!
А в стране Апельсинии не бывает ни инея,
ни снегов, ни других холодов,
речки здесь оранжадные, населенье не жадное –
хватит всем ароматных плодов!
Ося Беленький
облаков розоватых суфле,
солнце – долька лимонная, ветры неугомонные
так и льнут по-кошачьи к земле.
Пахнет здесь померанцами, пчёлы, бабочки танцами
со стрекозами увлечены.
Здесь закаты оранжевы, и не видели раньше вы
удивительней этой страны.
Всюду гномы с корзинами по садам с апельсинами –
День-деньской не боясь высоты,
забираясь на лесенки и мурлыкая песенки –
рвут с ветвей золотые плоды,
высыпают в тележку, и - белый ослик, не мешкая,
их отвозит в кондитерский цех,
где успешно рабочие варят джемы и прочее –
для любителей сладких утех –
конфитюры с цукатами, монпансье с мармеладами,
карамельки, цветное драже;
и пастилку с тянучками лепят шустрыми ручками,
и загадочное блан-ман-же!
А в стране Апельсинии не бывает ни инея,
ни снегов, ни других холодов,
речки здесь оранжадные, населенье не жадное –
хватит всем ароматных плодов!
Ося Беленький
-
В развесёлой Труляляндии,
что ни день то – красота!
Здесь рассвет встречают жители
с криком радостным: «Ура!»,
и палят из пушки бронзовой
в восемь с четвертью с моста,
и по школам разбегается
в нетерпеньи детвора!
В распечальной Мирихлюндии,
что ни утро – скукота,
даже солнце умудряется
пропустить всегда восход,
птицы молча просыпаются –
тишина и немота,
недовольный, расползается
по окрестностям народ.
В развесёлой Труляляндии
даже кошки и коты
ходят с песнями-мурчалками
по карнизам старых крыш,
и, хвостами всех приветствуя,
машут людям с высоты,
и никто не прогоняет их
заполошным криком: «Кыш!»
В распечальной Мирихлюндии
даже пышные цветы
наклоняют грустно венчики,
увядая на корню.
Нет котов здесь – крыши ржавые
одиноки и пусты.
Раздаётся плач откуда-то
сто пятнадцать раз на дню.
В развесёлой Труляляндии,
что ни вечер – карнавал,
поеданье вкусных сладостей
и ныряние в фонтан,
под оркестр танцы, пение;
смеха – буря, вихрь, шквал,
всюду гости восхищённые
из заморских, дальних стран!
В распечальной Мирихлюндии,
что ни вечер – полный мрак,
тусклый свет фонарный, грустное
шелестение листвы,
даже ветер не решается
припуститься здесь в гопак,
воет в трубы водосточные…
Где хотели жить бы Вы?
Ося Беленький
что ни день то – красота!
Здесь рассвет встречают жители
с криком радостным: «Ура!»,
и палят из пушки бронзовой
в восемь с четвертью с моста,
и по школам разбегается
в нетерпеньи детвора!
В распечальной Мирихлюндии,
что ни утро – скукота,
даже солнце умудряется
пропустить всегда восход,
птицы молча просыпаются –
тишина и немота,
недовольный, расползается
по окрестностям народ.
В развесёлой Труляляндии
даже кошки и коты
ходят с песнями-мурчалками
по карнизам старых крыш,
и, хвостами всех приветствуя,
машут людям с высоты,
и никто не прогоняет их
заполошным криком: «Кыш!»
В распечальной Мирихлюндии
даже пышные цветы
наклоняют грустно венчики,
увядая на корню.
Нет котов здесь – крыши ржавые
одиноки и пусты.
Раздаётся плач откуда-то
сто пятнадцать раз на дню.
В развесёлой Труляляндии,
что ни вечер – карнавал,
поеданье вкусных сладостей
и ныряние в фонтан,
под оркестр танцы, пение;
смеха – буря, вихрь, шквал,
всюду гости восхищённые
из заморских, дальних стран!
В распечальной Мирихлюндии,
что ни вечер – полный мрак,
тусклый свет фонарный, грустное
шелестение листвы,
даже ветер не решается
припуститься здесь в гопак,
воет в трубы водосточные…
Где хотели жить бы Вы?
Ося Беленький
-
Смотри волшебный фокус – раз, два, три –
я выдохну – мгновенно пузыри
вспорхнут переливающейся стайкой,
качаясь над твоею головой,
вальсируя над пышною травой,
над солнечною яркою лужайкой.
Смотри, они, спускаясь с высоты,
садятся на раскрытые цветы,
как будто бы в уютные ладошки,
один нырнул в сиреневый вьюнок,
другой порхает бабочкой у ног –
осталось до земли совсем немножко.
Смотри, прозрачный кружит хоровод,
полопаются, кажется, вот-вот,
толкаясь шустро круглыми боками,
а может, их подхватит ветерок,
помчит над речкой, лентами дорог,
они сольются с небом, облаками…
Смотри, по мановенью – раз, два, три –
сто тысяч радуг светятся внутри
шаров, рождая быстро искры смеха
в распахнутых восторженных глазах,
и возглас на губах весёлый «ах!»…
какая же волшебная потеха –
на раз, два, три, взмывают пузыри!
Ося Беленький
я выдохну – мгновенно пузыри
вспорхнут переливающейся стайкой,
качаясь над твоею головой,
вальсируя над пышною травой,
над солнечною яркою лужайкой.
Смотри, они, спускаясь с высоты,
садятся на раскрытые цветы,
как будто бы в уютные ладошки,
один нырнул в сиреневый вьюнок,
другой порхает бабочкой у ног –
осталось до земли совсем немножко.
Смотри, прозрачный кружит хоровод,
полопаются, кажется, вот-вот,
толкаясь шустро круглыми боками,
а может, их подхватит ветерок,
помчит над речкой, лентами дорог,
они сольются с небом, облаками…
Смотри, по мановенью – раз, два, три –
сто тысяч радуг светятся внутри
шаров, рождая быстро искры смеха
в распахнутых восторженных глазах,
и возглас на губах весёлый «ах!»…
какая же волшебная потеха –
на раз, два, три, взмывают пузыри!
Ося Беленький
-
Я дома за шкафом нашел витаминку -
Наверно, ее потерял домовой.
Я съел витаминки всего половинку,
Но что приключилось! Что было со мной!
Я стал невидимкой! Какая удача!
Я в школу пришел, опоздав на полдня,
Списал на контрольной у Стаса задачу,
Но даже никто не взглянул на меня!
И вздумалось мне пошутить над друзьями -
У Маши в кармане я спрятал весь мел,
Две двойки поставил в тетрадке у Вани
И дернуть за волосы Дашу успел!
А дальше все было, как в триллере жутком:
Кирпич обнаружил в портфеле Кирилл.
Умора!.. Ой! Ой! Что за глупые шутки?!
Да кто же мне кнопку на стул подложил?!
Татьяна Варламова
Наверно, ее потерял домовой.
Я съел витаминки всего половинку,
Но что приключилось! Что было со мной!
Я стал невидимкой! Какая удача!
Я в школу пришел, опоздав на полдня,
Списал на контрольной у Стаса задачу,
Но даже никто не взглянул на меня!
И вздумалось мне пошутить над друзьями -
У Маши в кармане я спрятал весь мел,
Две двойки поставил в тетрадке у Вани
И дернуть за волосы Дашу успел!
А дальше все было, как в триллере жутком:
Кирпич обнаружил в портфеле Кирилл.
Умора!.. Ой! Ой! Что за глупые шутки?!
Да кто же мне кнопку на стул подложил?!
Татьяна Варламова
-
Сладкое Там, на кромке планеты, где лето и запах конфет,
где спонтанно рождаются радуг мосты кружевные,
проживают совсем не опасные, а озорные
колдуны, что с утра волшебством зажигают рассвет.
Возле чудного домика старый диковинный сад,
а на веточках коржики мятные и марципаны,
на траве золотой повсеместно расставлены чаны –
в них готовится дождик конфетный и сахарный град.
На крылечке в скворечне живёт сладкогласный птенец,
оглашают округу его чародейные трели,
а над крышею небо прозрачное в цвет карамели,
и пурпурного солнца блестящий большой леденец.
За околицей в речке густой ароматный сироп,
мармеладные рыбки у берега плавают стайкой,
лимонадный ручей возле леса за пышной лужайкой,
по которой проложена парочка лакричных троп.
Иногда колдуны наполняют нутро облаков
разноцветным драже, и лимонными дольками щедро,
те плывут тяжело по течению лёгкого ветра,
как фрегаты, отчалив навек от родных берегов.
Благодатная жизнь, где ненастий практически нет,
а на злость и обиды наложено строгое вето –
колдуны зажигают с утра над землёю рассветы,
и повсюду витает приятнейший запах конфет!
Ося Беленький
где спонтанно рождаются радуг мосты кружевные,
проживают совсем не опасные, а озорные
колдуны, что с утра волшебством зажигают рассвет.
Возле чудного домика старый диковинный сад,
а на веточках коржики мятные и марципаны,
на траве золотой повсеместно расставлены чаны –
в них готовится дождик конфетный и сахарный град.
На крылечке в скворечне живёт сладкогласный птенец,
оглашают округу его чародейные трели,
а над крышею небо прозрачное в цвет карамели,
и пурпурного солнца блестящий большой леденец.
За околицей в речке густой ароматный сироп,
мармеладные рыбки у берега плавают стайкой,
лимонадный ручей возле леса за пышной лужайкой,
по которой проложена парочка лакричных троп.
Иногда колдуны наполняют нутро облаков
разноцветным драже, и лимонными дольками щедро,
те плывут тяжело по течению лёгкого ветра,
как фрегаты, отчалив навек от родных берегов.
Благодатная жизнь, где ненастий практически нет,
а на злость и обиды наложено строгое вето –
колдуны зажигают с утра над землёю рассветы,
и повсюду витает приятнейший запах конфет!
Ося Беленький
-
В лесу, проблем не зная,
Жила Колдунья Злая –
Плела косички ёлкам,
Вязала гетры пчёлкам,
Лечила корь кунице,
Полола медуницы,
Учила петь лягушку...
Но звали Злой старушку!
А та добро творила,
- Ну, что же, - говорила,
Баранку в чай макая,
- Фамилия такая!
Наталья Карпова
Жила Колдунья Злая –
Плела косички ёлкам,
Вязала гетры пчёлкам,
Лечила корь кунице,
Полола медуницы,
Учила петь лягушку...
Но звали Злой старушку!
А та добро творила,
- Ну, что же, - говорила,
Баранку в чай макая,
- Фамилия такая!
Наталья Карпова
-
Надоела мне
Жизнь болотная,
Мухоморы ем
Неохотно я.
Буду жить как все –
Ступу выброшу,
В доме каменном
Жилье выпрошу.
Поклянусь своей
Костяной ногой
Стану завтра же
Я совсем другой.
К черту вредности,
К черту гадости,
Обещаю есть
Только сладости!
Обещаю стать
Бабкой-паинькой.
Помогать во всём
Деткам маленьким.
Закажу себе
Платье новое.
Пусть кричат мне вслед:
«Бабка клёвая!»
Тамара Логачева
Жизнь болотная,
Мухоморы ем
Неохотно я.
Буду жить как все –
Ступу выброшу,
В доме каменном
Жилье выпрошу.
Поклянусь своей
Костяной ногой
Стану завтра же
Я совсем другой.
К черту вредности,
К черту гадости,
Обещаю есть
Только сладости!
Обещаю стать
Бабкой-паинькой.
Помогать во всём
Деткам маленьким.
Закажу себе
Платье новое.
Пусть кричат мне вслед:
«Бабка клёвая!»
Тамара Логачева
-
Пассажиры ремни пристегнули,
Я от страха зажмурил глаза.
Самолет зажужжал, словно улей,
И, гудя, полетел в небеса.
Я открыл левый глаз. Что за диво!
Ватно-белый пушистый ковер!
Это облако! Как же красиво!
От волненья я щеки потер.
Белоснежное облако рядом!
Я хочу в нем ладони согреть?
Полежать бы на облаке надо!
Прямо в небо с него посмотреть!
- Нет, сыночек, - смеется мой папа,
- Минус сорок сейчас за бортом!
Подожди, долетим до Анапы,
Там у моря и ляжешь потом.
В небе холодно?! Вот небылицы!
Надо в шубе на облаке жить?!
Ой, тут дырка! И можно свалиться!
Как же в облаке дырку зашить?
Татьяна Варламова
Я от страха зажмурил глаза.
Самолет зажужжал, словно улей,
И, гудя, полетел в небеса.
Я открыл левый глаз. Что за диво!
Ватно-белый пушистый ковер!
Это облако! Как же красиво!
От волненья я щеки потер.
Белоснежное облако рядом!
Я хочу в нем ладони согреть?
Полежать бы на облаке надо!
Прямо в небо с него посмотреть!
- Нет, сыночек, - смеется мой папа,
- Минус сорок сейчас за бортом!
Подожди, долетим до Анапы,
Там у моря и ляжешь потом.
В небе холодно?! Вот небылицы!
Надо в шубе на облаке жить?!
Ой, тут дырка! И можно свалиться!
Как же в облаке дырку зашить?
Татьяна Варламова
-
Горы, горы, -
Что нам горы эти?
Что на горы эти
Мы глядим, как дети?
Мы глядим до боли
Синими глазами
На большие горы
С белыми снегами.
Ветры дуют,
Снег лежит, не тает.
Все попередумать
Времени хватает.
Там, в соседстве с небом,
На вершинах голых
Думается снегу
О зеленых долах.
Долы, долы,
Все леса кудрявы.
Не у нас ли дома
Мягче пуха травы?
Реки все парные
С мала до велика,
И летит над ними
Журавель-курлыка.
Горы, горы, -
Что нам горы эти?
Что на горы эти
Мы глядим, как дети?
Мы глядим до боли
Синими глазами
На большие горы
С белыми снегами.
Дмитрий Сухарев
Что нам горы эти?
Что на горы эти
Мы глядим, как дети?
Мы глядим до боли
Синими глазами
На большие горы
С белыми снегами.
Ветры дуют,
Снег лежит, не тает.
Все попередумать
Времени хватает.
Там, в соседстве с небом,
На вершинах голых
Думается снегу
О зеленых долах.
Долы, долы,
Все леса кудрявы.
Не у нас ли дома
Мягче пуха травы?
Реки все парные
С мала до велика,
И летит над ними
Журавель-курлыка.
Горы, горы, -
Что нам горы эти?
Что на горы эти
Мы глядим, как дети?
Мы глядим до боли
Синими глазами
На большие горы
С белыми снегами.
Дмитрий Сухарев
-
Я был в горах...
Пронзенный солнцем день,
Охватывая снежные вершины,
Используя одни лишь свет и тень,
Причудливые создает картины!
Порою ночь, лукавый друг людей,
Бессонницей пробравшись к изголовью,
В разгуле фантастических идей,
Переплетает
Ненависть с Любовью...
И, восхищенный странностью игры
Любови – с нелюбовью,
Света – с тенью,
Я верю
В параллельные миры,
Я поражаюсь их переплетенью,
Я верю в параллельные миры –
Я сам из них выхватывал картины!
Они от нас закрыты до поры,
Но связаны вовеки
Воедино.
Вячеслав Динека
Пронзенный солнцем день,
Охватывая снежные вершины,
Используя одни лишь свет и тень,
Причудливые создает картины!
Порою ночь, лукавый друг людей,
Бессонницей пробравшись к изголовью,
В разгуле фантастических идей,
Переплетает
Ненависть с Любовью...
И, восхищенный странностью игры
Любови – с нелюбовью,
Света – с тенью,
Я верю
В параллельные миры,
Я поражаюсь их переплетенью,
Я верю в параллельные миры –
Я сам из них выхватывал картины!
Они от нас закрыты до поры,
Но связаны вовеки
Воедино.
Вячеслав Динека
-
Не надейся на легкий подъем.
На прогулку не ходят в горы.
Плотный снег ботинками бьем,
Оставляя следов узоры.
Время вдруг прекратило бег.
Все короче шаги и вдохи.
Неба нет – только снег и снег,
И в него мы вбиваем ноги,
«Не дойти!» – холодит висок.
Может, нету вершины вовсе?!
«Ну, ребята, еще часок!» –
Проводник, утешая, бросил.
И казалось, дойти – нельзя!
Человек здесь ни разу не бып!
Только вдруг – синий свет в глаза.
Выше – некуда. Дальше – небо!
Ирина Карцева
На прогулку не ходят в горы.
Плотный снег ботинками бьем,
Оставляя следов узоры.
Время вдруг прекратило бег.
Все короче шаги и вдохи.
Неба нет – только снег и снег,
И в него мы вбиваем ноги,
«Не дойти!» – холодит висок.
Может, нету вершины вовсе?!
«Ну, ребята, еще часок!» –
Проводник, утешая, бросил.
И казалось, дойти – нельзя!
Человек здесь ни разу не бып!
Только вдруг – синий свет в глаза.
Выше – некуда. Дальше – небо!
Ирина Карцева
-
Уходят люди вверх попарно,
Оставив, как избитый вздор,
Браваду песенок гитарных
Перед подножьем синих гор.
Но прежде долго и серьезно
Они глядят из-под руки
Туда, где в воздухе морозном
Сияют грозно ледники.
Вдруг обостряется сознанье:
Неверный шаг – и рухнешь вниз...
В горах теряют расстоянья
Обычный свой равнинный смысл.
Трехмерность синего пространства
Здесь ощутимей во сто крат,
Здесь по ночам в палатках снятся
Капканы пройденных преград.
Здесь камнепады и лавины
Идут, раскатисто гудя...
Здесь сам ты — только половина
Того, кто впереди тебя.
Борис Суденко
Оставив, как избитый вздор,
Браваду песенок гитарных
Перед подножьем синих гор.
Но прежде долго и серьезно
Они глядят из-под руки
Туда, где в воздухе морозном
Сияют грозно ледники.
Вдруг обостряется сознанье:
Неверный шаг – и рухнешь вниз...
В горах теряют расстоянья
Обычный свой равнинный смысл.
Трехмерность синего пространства
Здесь ощутимей во сто крат,
Здесь по ночам в палатках снятся
Капканы пройденных преград.
Здесь камнепады и лавины
Идут, раскатисто гудя...
Здесь сам ты — только половина
Того, кто впереди тебя.
Борис Суденко
-
Море как море. Вода солона.
Декоративен избитый пейзаж.
Всё так картинно: деревья, луна…
Что же с душою-то? – Видимо, блажь…
Ей, неприкаянной, сладко блажить,
Вздрагивать, биться, парить, тосковать,
Вскрикивать: «Боже, как радостно жить!..» –
Гаснуть и вспыхивать, и ликовать.
Боже мой, август – какая теплынь!
Пыл предосенний, прощальный бросок.
Тёплою памятью, море, нахлынь
На неостывший упругий песок.
Детская сладость солёной воды,
Память – как сказка о жизни чужой.
Боже, насколько целебней вражды
Это содружество мира с душой!
Радостно помнить, что я не умру,
Ибо порука – глаза детворы,
Неодолимая тяга к перу,
Мир мой – и все остальные миры.
Волны теплу подставляют бока,
Лижут песок и играют луной.
Боже мой, как эта ноша легка!
Крылья тихонько шуршат за спиной…
Любовь Сирота
Декоративен избитый пейзаж.
Всё так картинно: деревья, луна…
Что же с душою-то? – Видимо, блажь…
Ей, неприкаянной, сладко блажить,
Вздрагивать, биться, парить, тосковать,
Вскрикивать: «Боже, как радостно жить!..» –
Гаснуть и вспыхивать, и ликовать.
Боже мой, август – какая теплынь!
Пыл предосенний, прощальный бросок.
Тёплою памятью, море, нахлынь
На неостывший упругий песок.
Детская сладость солёной воды,
Память – как сказка о жизни чужой.
Боже, насколько целебней вражды
Это содружество мира с душой!
Радостно помнить, что я не умру,
Ибо порука – глаза детворы,
Неодолимая тяга к перу,
Мир мой – и все остальные миры.
Волны теплу подставляют бока,
Лижут песок и играют луной.
Боже мой, как эта ноша легка!
Крылья тихонько шуршат за спиной…
Любовь Сирота
-
На сером причале у моря,
У моря на сером молу,
С извечным порядком не споря,
Смотрю на протяжную мглу.
Мне этот порядок извечный
Явился в движенье воды,
Поющей, что век скоротечный
Смывает свои же следы.
Не явно - украдкою, скрыто,
Не сплошь - через раз, наугад -
Но сколько из памяти смыто
И лиц, и событий, и дат!..
Я их прожила, пролистала,
Но что было жизнью моей,
То смыло, смело, разметало
Обычным течением дней.
На сером причале у моря,
У моря на сером молу
Я думаю: сколько историй -
Моих! - превратилось в золу.
И ежели их персонажи
Взойдут на моём берегу,
Я их не узнаю, и даже
Припомнить едва ли смогу.
Ах, память, неверная память,
Дырявая, как решето!
Сама ты решала - оставить
Иль выбросить в хлам… Но зато
Какое богатство хранится
В несметных твоих тайниках,
Какие прекрасные птицы
Запутались в крепких силках!
Проносится жизнь. Улетают
И тают детали - увы!
Но вешние почвы впитают
Распад прошлогодней листвы,
И холод забудется вскоре,
И движется время к теплу
На сером причале у моря,
У моря на сером молу.
Любовь Сирота
У моря на сером молу,
С извечным порядком не споря,
Смотрю на протяжную мглу.
Мне этот порядок извечный
Явился в движенье воды,
Поющей, что век скоротечный
Смывает свои же следы.
Не явно - украдкою, скрыто,
Не сплошь - через раз, наугад -
Но сколько из памяти смыто
И лиц, и событий, и дат!..
Я их прожила, пролистала,
Но что было жизнью моей,
То смыло, смело, разметало
Обычным течением дней.
На сером причале у моря,
У моря на сером молу
Я думаю: сколько историй -
Моих! - превратилось в золу.
И ежели их персонажи
Взойдут на моём берегу,
Я их не узнаю, и даже
Припомнить едва ли смогу.
Ах, память, неверная память,
Дырявая, как решето!
Сама ты решала - оставить
Иль выбросить в хлам… Но зато
Какое богатство хранится
В несметных твоих тайниках,
Какие прекрасные птицы
Запутались в крепких силках!
Проносится жизнь. Улетают
И тают детали - увы!
Но вешние почвы впитают
Распад прошлогодней листвы,
И холод забудется вскоре,
И движется время к теплу
На сером причале у моря,
У моря на сером молу.
Любовь Сирота
-
Пойдём же, пойдём же на берег морской,
Срифмуем его с отлетевшей тоской,
Срифмуем дорогу по зною
С возлюбленной тенью резною.
По роще, где сумрак звенит и поёт,
Где листья крылаты, а ветки вразлёт,
Пройдём - и срифмуем овражек
С тем корнем, что жилист и тяжек.
И выйдя из мрака, вослед за лучом
Шоссе разогретое пересечём,
Пройдём травяным косогорьем
Меж пыльной дорогой и морем.
Опишем, как воздух от запахов густ,
Как радостен полный чириканьем куст,
И жаворонки-одиночки
Едва умещаются в строчке.
По краю болотца спешит куличок
И трогает клювом травинок пучок;
Кузнечик, задетый стопою,
Взлетает, сверкнув, над тропою.
И вот оно, вот оно, море - гляди!
И зренью просторно, и тесно в груди,
И так бестолково-неловки
Все наши попытки рифмовки.
И сколь ты к нему ни прилаживай стих -
Нет дела ему до усилий твоих,
До этих цветисто-узорных
Ненужных потуг стихотворных.
Любовь Сирота
Срифмуем его с отлетевшей тоской,
Срифмуем дорогу по зною
С возлюбленной тенью резною.
По роще, где сумрак звенит и поёт,
Где листья крылаты, а ветки вразлёт,
Пройдём - и срифмуем овражек
С тем корнем, что жилист и тяжек.
И выйдя из мрака, вослед за лучом
Шоссе разогретое пересечём,
Пройдём травяным косогорьем
Меж пыльной дорогой и морем.
Опишем, как воздух от запахов густ,
Как радостен полный чириканьем куст,
И жаворонки-одиночки
Едва умещаются в строчке.
По краю болотца спешит куличок
И трогает клювом травинок пучок;
Кузнечик, задетый стопою,
Взлетает, сверкнув, над тропою.
И вот оно, вот оно, море - гляди!
И зренью просторно, и тесно в груди,
И так бестолково-неловки
Все наши попытки рифмовки.
И сколь ты к нему ни прилаживай стих -
Нет дела ему до усилий твоих,
До этих цветисто-узорных
Ненужных потуг стихотворных.
Любовь Сирота
-
Сначала только пальцем
Покатывало гальку
И плотно, словно панцирь,
Полнеба облегало,
Потом луна в барашках
Сверкала белым кварцем.
Потом пошло качаться.
И наконец взыграло.
Когда взыграло море,
Душа возликовала,
Душа возликовала
И неба захотела.
И захотела ветра,
И грома, и обвала.
А чем она владела —
Того ей было мало!..
Давид Самойлов
Покатывало гальку
И плотно, словно панцирь,
Полнеба облегало,
Потом луна в барашках
Сверкала белым кварцем.
Потом пошло качаться.
И наконец взыграло.
Когда взыграло море,
Душа возликовала,
Душа возликовала
И неба захотела.
И захотела ветра,
И грома, и обвала.
А чем она владела —
Того ей было мало!..
Давид Самойлов
-
Прости, что я море люблю в окуляр микроскопа,
Но как он хорош, этот бойкий, веселый планктон!
Как взгляд археолога греется прахом раскопа,
Так мой в теплой луночке тонет, а бездна — потом.
И мелкая сволочь, с космическим ужасом споря,
Врывается весело в светлое поле на миг,
И прежде чем море живое исчезнет из поля,
Мы что-то друг другу успеем сказать напрямик.
Дмитрий Сухарев
Но как он хорош, этот бойкий, веселый планктон!
Как взгляд археолога греется прахом раскопа,
Так мой в теплой луночке тонет, а бездна — потом.
И мелкая сволочь, с космическим ужасом споря,
Врывается весело в светлое поле на миг,
И прежде чем море живое исчезнет из поля,
Мы что-то друг другу успеем сказать напрямик.
Дмитрий Сухарев
-
…А вдали что-то тихо плескалось –
Волны? Крылья? Бельё на ветру?
Трепетало, звало, колыхалось,
Время путало – то ли смеркалось,
То ли ночь торопило к утру.
И взлетали неясные звуки:
Чей-то вздох, чей-то всхлип, чей-то вскрик,
Возглас встречи, стенанье разлуки,
Бормотание, бредни и слухи,
Шепоток авантюр и интриг.
А цвета… Живописных усилий
Не постигнуть истоки и цель.
Совмещенье баталий, идиллий,
Жанров смесь и смешение стилей,
Масло, темпера, уголь, пастель.
Что в стихии? – Душа, не душа ли,
Но какой-то аналог души…
Зов веков и утёсов скрижали.
…Вдаль, по берегу. Чтоб не мешали.
Плачь. Дыши. Иль о вечном пиши.
Любовь Сирота
Волны? Крылья? Бельё на ветру?
Трепетало, звало, колыхалось,
Время путало – то ли смеркалось,
То ли ночь торопило к утру.
И взлетали неясные звуки:
Чей-то вздох, чей-то всхлип, чей-то вскрик,
Возглас встречи, стенанье разлуки,
Бормотание, бредни и слухи,
Шепоток авантюр и интриг.
А цвета… Живописных усилий
Не постигнуть истоки и цель.
Совмещенье баталий, идиллий,
Жанров смесь и смешение стилей,
Масло, темпера, уголь, пастель.
Что в стихии? – Душа, не душа ли,
Но какой-то аналог души…
Зов веков и утёсов скрижали.
…Вдаль, по берегу. Чтоб не мешали.
Плачь. Дыши. Иль о вечном пиши.
Любовь Сирота
-
Как зарок от суесловья, как залог
и попытка мою душу уберечь,
в эту книгу входит море — его слог,
его говор, его горечь, его речь.
Не спросившись, разрешенья не спросив,
вместе с солнцем, вместе в ветром на паях,
море входит в эту книгу, как курсив,
как случайные пометки на полях.
Как пометки — эти дюны, эта даль,
сонных сосен уходящий полукруг...
Море входит в эту книгу, как деталь,
всю картину изменяющая вдруг.
Всю картину своим гулом окатив,
незаметно проступая между строк,
море входит в эту книгу, как мотив
бесконечности и судеб и дорог.
Бесконечны эти дюны, этот бор,
эти волны, эта темная вода...
Где мы виделись когда-то? Невермор.
Где мы встретимся с тобою? Никогда.
Это значит, что бессрочен этот срок.
Это время не беречься, а беречь.
Это северное море между строк,
его говор, его горечь, его речь.
Это север, это северные льды,
сосен северных негромкий разговор.
Голос камня, голос ветра и воды,
голос птицы из породы Невермор.
Юрий Левитанский
и попытка мою душу уберечь,
в эту книгу входит море — его слог,
его говор, его горечь, его речь.
Не спросившись, разрешенья не спросив,
вместе с солнцем, вместе в ветром на паях,
море входит в эту книгу, как курсив,
как случайные пометки на полях.
Как пометки — эти дюны, эта даль,
сонных сосен уходящий полукруг...
Море входит в эту книгу, как деталь,
всю картину изменяющая вдруг.
Всю картину своим гулом окатив,
незаметно проступая между строк,
море входит в эту книгу, как мотив
бесконечности и судеб и дорог.
Бесконечны эти дюны, этот бор,
эти волны, эта темная вода...
Где мы виделись когда-то? Невермор.
Где мы встретимся с тобою? Никогда.
Это значит, что бессрочен этот срок.
Это время не беречься, а беречь.
Это северное море между строк,
его говор, его горечь, его речь.
Это север, это северные льды,
сосен северных негромкий разговор.
Голос камня, голос ветра и воды,
голос птицы из породы Невермор.
Юрий Левитанский
-
Прибой накатывает упорно
На берег моря. Устало, хмуро
Камни считают волны, как зёрна
Чёток - мулла, читающий суры.
Волны смеются, греховную тяжесть -
Земную тяжесть! - с камней смывая.
Лёгкой, причудливой белой пряжей
Взлетает к небу пена морская,
И падает вниз, и бесследно тает;
И ветер летит быстрее птицы
Над морем, над берегом - и не знает,
Придётся ль, удастся ль остановиться,
Забыв движения окаянство
И времени злобу, что дни и ночи
Вселенной окостеневший панцирь
Резцом веков и мгновений точит,
Предавая забвению всё постепенно,
И оставляя итогом конечным
Только слова о том, что бренно.
Только догадки о том, что вечно.
Олег Виговский
На берег моря. Устало, хмуро
Камни считают волны, как зёрна
Чёток - мулла, читающий суры.
Волны смеются, греховную тяжесть -
Земную тяжесть! - с камней смывая.
Лёгкой, причудливой белой пряжей
Взлетает к небу пена морская,
И падает вниз, и бесследно тает;
И ветер летит быстрее птицы
Над морем, над берегом - и не знает,
Придётся ль, удастся ль остановиться,
Забыв движения окаянство
И времени злобу, что дни и ночи
Вселенной окостеневший панцирь
Резцом веков и мгновений точит,
Предавая забвению всё постепенно,
И оставляя итогом конечным
Только слова о том, что бренно.
Только догадки о том, что вечно.
Олег Виговский
-
А поутру на море
Такая тишина,
Что песенка прибоя -
И та едва слышна.
А в лодках рыболовы
Не вздрогнут, не вздохнут.
Давай, бычок,
Хватай крючок,
А то они уснут.
Смотрите, рыболовы,
Смотрите на восток:
На море показался
Чудесный поплавок,
А следом выплывает,
Сверкает и шумит
Отличный день,
Прекрасный день,
Большой, как рыба-кит!
О море голубое!
Привет тебе, привет!
А где же рыболовы?
А их пропал и след.
Поплыли теплоходы,
Помчались катера,
И блеск и звон
Со всех сторон,
И кончился рассвет.
Юлий Ким
Такая тишина,
Что песенка прибоя -
И та едва слышна.
А в лодках рыболовы
Не вздрогнут, не вздохнут.
Давай, бычок,
Хватай крючок,
А то они уснут.
Смотрите, рыболовы,
Смотрите на восток:
На море показался
Чудесный поплавок,
А следом выплывает,
Сверкает и шумит
Отличный день,
Прекрасный день,
Большой, как рыба-кит!
О море голубое!
Привет тебе, привет!
А где же рыболовы?
А их пропал и след.
Поплыли теплоходы,
Помчались катера,
И блеск и звон
Со всех сторон,
И кончился рассвет.
Юлий Ким
-
Уже повидала не много, не мало:
Кубань и колымского неба стекло.
Но берег манил с сероскалым оскалом,
И море беззубым безумьем влекло.
Анапа. В горах затерявшийся берег.
Сюда не пускала судьба до поры.
Сегодня к твоей заколдованной двери
Я бурным потоком сбегаю с горы.
Приветствуй, встречай беспокойную жрицу,
В объятья прибоя скорее лови.
Я жизни тебе посвящаю страницу,
Как знать, может, лучшую в Книге Любви.
Ольга Альтовская
Кубань и колымского неба стекло.
Но берег манил с сероскалым оскалом,
И море беззубым безумьем влекло.
Анапа. В горах затерявшийся берег.
Сюда не пускала судьба до поры.
Сегодня к твоей заколдованной двери
Я бурным потоком сбегаю с горы.
Приветствуй, встречай беспокойную жрицу,
В объятья прибоя скорее лови.
Я жизни тебе посвящаю страницу,
Как знать, может, лучшую в Книге Любви.
Ольга Альтовская
-
И волны – о берег, и пена кипела.
Мне море о чём-то несбыточном пело.
И чайки метались, и, страсти полны,
Вздымались, дышали, как грудь, буруны.
Бездонная чаша, безбрежные дали
И серое марево – ртуть ли? вода ли?
Иль вар – амальгама космических смол,
Что тянет и манит, и бьётся о мол.
От солнца
лучей расходились спирали,
Из вечности в вечность на Землю взирали,
Как я на ветру, у земли на краю,
На камне у кромки Вселенной стою.
О, море моё! Ты сегодня иное:
Пустое, неведомое, не родное –
Пугаешь. Твоя ненасытная пасть
Зовёт оттолкнуться, шагнуть и пропасть.
И сгинуть в пучине, от ужаса млея,
Ни ближних, ни дальних уже не жалея –
Уйти, оторвавшись от снов и от дел,
В иную стихию, за край, за предел.
Ольга Альтовская
Мне море о чём-то несбыточном пело.
И чайки метались, и, страсти полны,
Вздымались, дышали, как грудь, буруны.
Бездонная чаша, безбрежные дали
И серое марево – ртуть ли? вода ли?
Иль вар – амальгама космических смол,
Что тянет и манит, и бьётся о мол.
От солнца
лучей расходились спирали,
Из вечности в вечность на Землю взирали,
Как я на ветру, у земли на краю,
На камне у кромки Вселенной стою.
О, море моё! Ты сегодня иное:
Пустое, неведомое, не родное –
Пугаешь. Твоя ненасытная пасть
Зовёт оттолкнуться, шагнуть и пропасть.
И сгинуть в пучине, от ужаса млея,
Ни ближних, ни дальних уже не жалея –
Уйти, оторвавшись от снов и от дел,
В иную стихию, за край, за предел.
Ольга Альтовская
-
Куда бы ни пошел,
ты выйдешь к морю –
безбрежному бурлящему сосуду,
зеленому от водорослей донных,
блестящему под солнечным лучом,
где волны в бесконечном переборе
сбегают в никуда из ниоткуда,
а ты в их разговорах монотонных
привычно выступаешь толмачом.
Куда бы ни пошел,
ты выйдешь к морю –
присядешь на нагретый солнцем камень,
в который раз увидишь в отдаленье
горизонталь меж небом и судьбой,
и волны, будто псы, друг другу вторя,
оближут твои ноги языками,
иная даже прыгнет на колени –
и отбежит,
и позовет с собой.
Куда бы ни пошел,
ты выйдешь к морю –
вдохнешь его неповторимый запах,
войдешь в его распахнутое тело,
в раскрытые объятья упадешь,
и станет оно пленом и тюрьмою,
тебя лаская в сильных нежных лапах,
как ни одна из женщин не умела –
от них ушел,
от моря не уйдешь.
И вот уже, счастливо и устало
качаясь в унисон с его дыханьем,
к его груди прижавшись головою,
ты тихо начинаешь свой рассказ
о листьях, что ложатся как попало,
о снегопаде медленном и раннем,
о желтых фонарях над мостовою,
что до рассвета не смыкают глаз.
И море будет слушать осторожно,
как ты его выслушивал ночами,
его тревоги, радости и горе
угадывая собственным чутьем.
Оно и не поймет тебя, возможно,
но разве это важно, если море –
единственное средство от молчанья
на одиноком острове твоем?
Андрей Моисеев
ты выйдешь к морю –
безбрежному бурлящему сосуду,
зеленому от водорослей донных,
блестящему под солнечным лучом,
где волны в бесконечном переборе
сбегают в никуда из ниоткуда,
а ты в их разговорах монотонных
привычно выступаешь толмачом.
Куда бы ни пошел,
ты выйдешь к морю –
присядешь на нагретый солнцем камень,
в который раз увидишь в отдаленье
горизонталь меж небом и судьбой,
и волны, будто псы, друг другу вторя,
оближут твои ноги языками,
иная даже прыгнет на колени –
и отбежит,
и позовет с собой.
Куда бы ни пошел,
ты выйдешь к морю –
вдохнешь его неповторимый запах,
войдешь в его распахнутое тело,
в раскрытые объятья упадешь,
и станет оно пленом и тюрьмою,
тебя лаская в сильных нежных лапах,
как ни одна из женщин не умела –
от них ушел,
от моря не уйдешь.
И вот уже, счастливо и устало
качаясь в унисон с его дыханьем,
к его груди прижавшись головою,
ты тихо начинаешь свой рассказ
о листьях, что ложатся как попало,
о снегопаде медленном и раннем,
о желтых фонарях над мостовою,
что до рассвета не смыкают глаз.
И море будет слушать осторожно,
как ты его выслушивал ночами,
его тревоги, радости и горе
угадывая собственным чутьем.
Оно и не поймет тебя, возможно,
но разве это важно, если море –
единственное средство от молчанья
на одиноком острове твоем?
Андрей Моисеев
-
Море волнуется – раз.
Мерно рокочет прибой,
Словно получен приказ
И не объявлен отбой.
Море участвует в нас,
Катит, шлифует слова.
Море волнуется – раз.
Море волнуется – два.
Не потрясай острогой,
Глядя на эту купель.
Не забывай, дорогой,
Море – твоя колыбель!
Переживая за нас,
Дескать, дорожка крива,
Море волнуется – раз.
Море волнуется – два.
Каждый безудержный миг
Силы его велики.
Море в ладонях своих
Пестует материки.
Вечен ли этот запас?
Вечно ли сила жива? -
Море волнуется – раз.
Море волнуется – два.
Память дороги сотрут,
Годы растают вдали.
И, завершая маршрут
В синих пределах Земли,
Пару загадочных фраз
Вспомнишь, и то лишь едва:
«Море волнуется – раз.
Море волнуется – два».
Валерий Ременюк
Мерно рокочет прибой,
Словно получен приказ
И не объявлен отбой.
Море участвует в нас,
Катит, шлифует слова.
Море волнуется – раз.
Море волнуется – два.
Не потрясай острогой,
Глядя на эту купель.
Не забывай, дорогой,
Море – твоя колыбель!
Переживая за нас,
Дескать, дорожка крива,
Море волнуется – раз.
Море волнуется – два.
Каждый безудержный миг
Силы его велики.
Море в ладонях своих
Пестует материки.
Вечен ли этот запас?
Вечно ли сила жива? -
Море волнуется – раз.
Море волнуется – два.
Память дороги сотрут,
Годы растают вдали.
И, завершая маршрут
В синих пределах Земли,
Пару загадочных фраз
Вспомнишь, и то лишь едва:
«Море волнуется – раз.
Море волнуется – два».
Валерий Ременюк
-
Вот берег северного моря:
Под небом в крапинах слюды -
Волна и ветер в бурной ссоре,
А пены больше чем воды.
Камней обветренные лица,
Суровой ковки якоря.
И пахнет йодом – как в больнице
И так же ссадины горят.
Ты скажешь – вечная простуда,
Глухие, дикие края...
Я объясню тебе – откуда
Тоска по Северу моя:
Здесь чайка плачет и клокочет
Как заполярный соловей.
Здесь дни бессовестно короче,
А поцелуи солоней.
В густом, лебяжьем белом цвете –
Семь нот, семь красок, семь чудес.
Вкус миндаля, мечта о лете
И острый к жизни интерес.
Лада Миллер
Под небом в крапинах слюды -
Волна и ветер в бурной ссоре,
А пены больше чем воды.
Камней обветренные лица,
Суровой ковки якоря.
И пахнет йодом – как в больнице
И так же ссадины горят.
Ты скажешь – вечная простуда,
Глухие, дикие края...
Я объясню тебе – откуда
Тоска по Северу моя:
Здесь чайка плачет и клокочет
Как заполярный соловей.
Здесь дни бессовестно короче,
А поцелуи солоней.
В густом, лебяжьем белом цвете –
Семь нот, семь красок, семь чудес.
Вкус миндаля, мечта о лете
И острый к жизни интерес.
Лада Миллер
-
В небе облачко спит,
как задержанный штилем кораблик,
На подходе к зениту
в ленивой дали замерев.
Дозревают в садах
пестробкие глобусы яблок,
Черенками-осями
цепляясь за ветки дерев.
Совершается жизнь.
Зацветают пушистые травы,
Окунается в заводи
сумрачный сонный ивняк,
Буйным цветом цветут
пересохшие рвы и канавы,
И дурманящий морок
разлит в ослепительных днях.
В этот запах и звон,
золотого светила горенье
Уходить с головой,
погружаться в томительный зной,
Только слух насыщать,
насыщать обонянье и зренье –
И забыть о делах,
и не думать о ноше земной…
О, я знаю, я знаю:
грешна созерцательность эта,
В беспощадное время
строкам неприличен покой…
Но куда от них деться –
от этого душного лета,
От классических ив
над почти неподвижной рекой?
О, я знаю сама:
благодушие нынче не модно,
Нужен стон и проклятье,
а вовсе не сладостный вздох.
Но не внемлет душа,
весела и по-птичьи свободна,
И воздушные токи
несут её выше эпох…
Любовь Сирота
как задержанный штилем кораблик,
На подходе к зениту
в ленивой дали замерев.
Дозревают в садах
пестробкие глобусы яблок,
Черенками-осями
цепляясь за ветки дерев.
Совершается жизнь.
Зацветают пушистые травы,
Окунается в заводи
сумрачный сонный ивняк,
Буйным цветом цветут
пересохшие рвы и канавы,
И дурманящий морок
разлит в ослепительных днях.
В этот запах и звон,
золотого светила горенье
Уходить с головой,
погружаться в томительный зной,
Только слух насыщать,
насыщать обонянье и зренье –
И забыть о делах,
и не думать о ноше земной…
О, я знаю, я знаю:
грешна созерцательность эта,
В беспощадное время
строкам неприличен покой…
Но куда от них деться –
от этого душного лета,
От классических ив
над почти неподвижной рекой?
О, я знаю сама:
благодушие нынче не модно,
Нужен стон и проклятье,
а вовсе не сладостный вздох.
Но не внемлет душа,
весела и по-птичьи свободна,
И воздушные токи
несут её выше эпох…
Любовь Сирота
-
«Чего хочу? Куда себя влеку?» –
В душе ещё сумбур, но не разруха.
Как сладко новым пробужденьем духа
Приветствовать светлейшую тоску!
Вот ливень (не его ль душа ждала?) –
И впрямь с небес свалившееся диво –
Так виртуозно, так красноречиво
Вершит свои насущные дела:
Извлёк из жести первобытный рёв,
Обрушившись неведомо откуда,
Деревья, как зелёные сосуды,
Налил дрожащей влагой до краёв,
Какую красоту явил июль,
Опровергая все метеосводки!
Предметов очертания нечётки
Сквозь ливневый колеблющийся тюль.
Зато в душе – всё явственнее свет:
Ей, оказалось, нужно так немного! –
И так смешна нелепейшая догма
О том, что счастья, дескать, в жизни нет.
Любовь Сирота
В душе ещё сумбур, но не разруха.
Как сладко новым пробужденьем духа
Приветствовать светлейшую тоску!
Вот ливень (не его ль душа ждала?) –
И впрямь с небес свалившееся диво –
Так виртуозно, так красноречиво
Вершит свои насущные дела:
Извлёк из жести первобытный рёв,
Обрушившись неведомо откуда,
Деревья, как зелёные сосуды,
Налил дрожащей влагой до краёв,
Какую красоту явил июль,
Опровергая все метеосводки!
Предметов очертания нечётки
Сквозь ливневый колеблющийся тюль.
Зато в душе – всё явственнее свет:
Ей, оказалось, нужно так немного! –
И так смешна нелепейшая догма
О том, что счастья, дескать, в жизни нет.
Любовь Сирота
-
Лето южное – блеск и жара,
Лишь в коротком, шальном промежутке
Трое суток свистела бора,
Улеглась на четвертые сутки.
Этот летний, нестрашный норд-ост –
Он не отнял счастливых подарков.
Зеленеет веселый подрост
В благодатной тени патриархов.
А старейшины, скорбно мудры,
Осеняют своих малолеток
Горькой памятью зимней боры –
Боевыми обрубками веток.
В том кошмаре пронзительной мглы
Тяжесть кроны смертельно массивна,
Потому что, чем старше стволы,
Тем беспомощней их древесина.
И доросший почти что до звезд
Уязвимей для злобы постылой –
Вся надежда на гибкий подрост,
Наделенный упругою силой,
Произросший от отчих корней,
Не покрытый угрюмой корою,
Тот, что только храбрей и шумней
От веселого спора с борою.
Любовь Сирота
Лишь в коротком, шальном промежутке
Трое суток свистела бора,
Улеглась на четвертые сутки.
Этот летний, нестрашный норд-ост –
Он не отнял счастливых подарков.
Зеленеет веселый подрост
В благодатной тени патриархов.
А старейшины, скорбно мудры,
Осеняют своих малолеток
Горькой памятью зимней боры –
Боевыми обрубками веток.
В том кошмаре пронзительной мглы
Тяжесть кроны смертельно массивна,
Потому что, чем старше стволы,
Тем беспомощней их древесина.
И доросший почти что до звезд
Уязвимей для злобы постылой –
Вся надежда на гибкий подрост,
Наделенный упругою силой,
Произросший от отчих корней,
Не покрытый угрюмой корою,
Тот, что только храбрей и шумней
От веселого спора с борою.
Любовь Сирота
-
Первый зной накатил, первый зной.
День насыщен безудержным светом,
И стираются грани меж летом
И идущей на убыль весной.
Вот весне и конец. Первый зной.
Я опять не успела так много.
И предчувствую: только дорога
Разлучит меня с этой виной.
И тогда я иду к пустырю,
Захолустным простором скитаюсь
И дышу. И найти не пытаюсь
Слова лучшего: боготворю.
Эта свежесть весёлой травы
В жёлтых кляксах цветов беспородных –
Исцеленье, забота и отдых
Для повинной моей головы.
Здесь мне малый остаток весны
Станет сроком немых монологов,
Подведенья нелёгких итогов,
Искупленья неясной вины.
Солнце жжёт. И на этом костре,
Вероятно, достанет недели,
Чтобы враз, как один поседели
Одуванчики на пустыре.
Любовь Сирота
День насыщен безудержным светом,
И стираются грани меж летом
И идущей на убыль весной.
Вот весне и конец. Первый зной.
Я опять не успела так много.
И предчувствую: только дорога
Разлучит меня с этой виной.
И тогда я иду к пустырю,
Захолустным простором скитаюсь
И дышу. И найти не пытаюсь
Слова лучшего: боготворю.
Эта свежесть весёлой травы
В жёлтых кляксах цветов беспородных –
Исцеленье, забота и отдых
Для повинной моей головы.
Здесь мне малый остаток весны
Станет сроком немых монологов,
Подведенья нелёгких итогов,
Искупленья неясной вины.
Солнце жжёт. И на этом костре,
Вероятно, достанет недели,
Чтобы враз, как один поседели
Одуванчики на пустыре.
Любовь Сирота
-
У ворот июля замерли улитки,
Хлопает листами вымокший орех,
Ветер из дождя выдергивает нитки,
Солнце сыплет блеск из облачных прорех.
Светятся лягушки и, себя не помня,
Скачут через камни рыжего ручья...
Дай мне задержаться на пороге полдня,
Дай облокотиться о косяк луча!
Новелла Матвеева
Хлопает листами вымокший орех,
Ветер из дождя выдергивает нитки,
Солнце сыплет блеск из облачных прорех.
Светятся лягушки и, себя не помня,
Скачут через камни рыжего ручья...
Дай мне задержаться на пороге полдня,
Дай облокотиться о косяк луча!
Новелла Матвеева
-
Засыпать под шумы крон.
Просыпаться с первым светом.
Ощущать, что долгим летом
Окружён со всех сторон.
Падать в мягкую траву.
Удивляться, как бесстрашно
Деловитая букашка
Семенит по рукаву.
Услыхать, как вразнобой,
Незлобиво и певуче
Вдруг посыплется из тучи
Дождик, тёплый и слепой.
Рвать намокшие плоды,
Мять губами осторожно.
Сознавать себя надёжно
Защищённым от беды.
И, доверчиво виском
Прислонясь к коре нагретой,
Понимать, что в жизни этой
Будешь вечным должником...
Любовь Сирота
Просыпаться с первым светом.
Ощущать, что долгим летом
Окружён со всех сторон.
Падать в мягкую траву.
Удивляться, как бесстрашно
Деловитая букашка
Семенит по рукаву.
Услыхать, как вразнобой,
Незлобиво и певуче
Вдруг посыплется из тучи
Дождик, тёплый и слепой.
Рвать намокшие плоды,
Мять губами осторожно.
Сознавать себя надёжно
Защищённым от беды.
И, доверчиво виском
Прислонясь к коре нагретой,
Понимать, что в жизни этой
Будешь вечным должником...
Любовь Сирота
-
С лёгким треском и пощёлкиваньем ливень,
Точно пламень, по листве перебегал,
Слабый стволик – то ли липин, то ли сливин, –
Словно ладя тетиву, перегибал.
Ливень пел; как в тигле, плавился в кювете,
Расползался, блеском улицы залив,
Расплетал, сплетал болтавшиеся плети
Длиннолистых, без того плакучих ив.
Барабанил по наличникам железным,
По навесу жестяному колотил,
Был он летним, плодоносным, полновесным –
И светлел, и затихал, и уходил.
И по уличным разливам, переливам
Плыли отсветы – следы его затей.
И сиял июль, сиял, как перед ливнем,
Но – серебряней, хрустальней, золотей.
Любовь Сирота
Точно пламень, по листве перебегал,
Слабый стволик – то ли липин, то ли сливин, –
Словно ладя тетиву, перегибал.
Ливень пел; как в тигле, плавился в кювете,
Расползался, блеском улицы залив,
Расплетал, сплетал болтавшиеся плети
Длиннолистых, без того плакучих ив.
Барабанил по наличникам железным,
По навесу жестяному колотил,
Был он летним, плодоносным, полновесным –
И светлел, и затихал, и уходил.
И по уличным разливам, переливам
Плыли отсветы – следы его затей.
И сиял июль, сиял, как перед ливнем,
Но – серебряней, хрустальней, золотей.
Любовь Сирота
-
Лето миновало свой зенит.
Время начинается иное.
Скоро отсверкает, отзвенит
Колокол неистового зноя.
Сумерек прохладных благодать
Мягко опускается на плечи.
В них уже нетрудно угадать
Сентября прозрачные предтечи.
Я люблю нечёткий переход
От разгара августа – к развязке,
Плавный спуск с блистательных высот.
Перемены в лиственной окраске,
Где ещё едва-едва видна,
Словно первой мудрости примета,
Первая желтинка-седина
В густо-буйной шевелюре лета.
Не начало осени – всего
Лишь намёк, расплывчатый и зыбкий.
…Возраст мой, как в зеркало, в него
Смотрит с долгой-долгою улыбкой…
Любовь Сирота
Время начинается иное.
Скоро отсверкает, отзвенит
Колокол неистового зноя.
Сумерек прохладных благодать
Мягко опускается на плечи.
В них уже нетрудно угадать
Сентября прозрачные предтечи.
Я люблю нечёткий переход
От разгара августа – к развязке,
Плавный спуск с блистательных высот.
Перемены в лиственной окраске,
Где ещё едва-едва видна,
Словно первой мудрости примета,
Первая желтинка-седина
В густо-буйной шевелюре лета.
Не начало осени – всего
Лишь намёк, расплывчатый и зыбкий.
…Возраст мой, как в зеркало, в него
Смотрит с долгой-долгою улыбкой…
Любовь Сирота
-
Разлетались в кусты мотыльки
Из-под каждого нашего шага,
И избранник сезона - июль
Изумрудный костер разжигал.
Мы хотели дойти до реки,
А дошли лишь до бровки оврага,
И на самом, на самом краю
Мы устроили первый привал.
Ах, как время бесшумно текло
На краю земляничной поляны,
Что в июне успев отцвести,
Вдруг укуталась сладким ковром.
Мы хотели собрать полкило,
А собрали всего полстакана,
Да и ту на обратном пути
Растеряли в овраге сыром.
И с тропинки прямой, как копье,
Мы свернули в открытое лето,
Мотыльки разлетались в кусты,
Слыша дерзкие наши шаги.
Мы стихи сочиняли вдвоем,
А сложить не смогли и куплета -
Видно, головы были пусты,
Или заняты были другим.
Видно, два большелапых щенка
Заплутали в просторах великих,
И вернулись к заветной прямой,
Испугавшись блуждать до зари.
Мы отправились счастье искать,
А нашли только горсть земляники,
Да и ту по дороге домой
Всю просыпали, черт побери.
Алексей Иващенко
Из-под каждого нашего шага,
И избранник сезона - июль
Изумрудный костер разжигал.
Мы хотели дойти до реки,
А дошли лишь до бровки оврага,
И на самом, на самом краю
Мы устроили первый привал.
Ах, как время бесшумно текло
На краю земляничной поляны,
Что в июне успев отцвести,
Вдруг укуталась сладким ковром.
Мы хотели собрать полкило,
А собрали всего полстакана,
Да и ту на обратном пути
Растеряли в овраге сыром.
И с тропинки прямой, как копье,
Мы свернули в открытое лето,
Мотыльки разлетались в кусты,
Слыша дерзкие наши шаги.
Мы стихи сочиняли вдвоем,
А сложить не смогли и куплета -
Видно, головы были пусты,
Или заняты были другим.
Видно, два большелапых щенка
Заплутали в просторах великих,
И вернулись к заветной прямой,
Испугавшись блуждать до зари.
Мы отправились счастье искать,
А нашли только горсть земляники,
Да и ту по дороге домой
Всю просыпали, черт побери.
Алексей Иващенко
-
Голубое небо в блестках.
Дождик, солнцем ослеплённый,
Щедро брызгает на землю
Струи жидкого стекла.
Словно частою расчёской
Поправляет кроны клёнов,
И любуются деревья,
Глядя в лужи-зеркала.
Под лазурным небосводом,
Под июльским тёплым душем
Оживают и сияют
Свежей зеленью кусты.
Утомлённая природа
Летний дождь встречает тушем
И наряды примеряет,
Как в салоне красоты.
Спрячь-ка зонтик, он не нужен.
Видишь, солнышком подсвечен,
Поднимается над лесом
Семицветный окоём?
Босиком по мелким лужам
Побежим ему навстречу
Так, как бегали мы в детстве,
Взявшись за руки, вдвоём!
Евгений Меркулов
Дождик, солнцем ослеплённый,
Щедро брызгает на землю
Струи жидкого стекла.
Словно частою расчёской
Поправляет кроны клёнов,
И любуются деревья,
Глядя в лужи-зеркала.
Под лазурным небосводом,
Под июльским тёплым душем
Оживают и сияют
Свежей зеленью кусты.
Утомлённая природа
Летний дождь встречает тушем
И наряды примеряет,
Как в салоне красоты.
Спрячь-ка зонтик, он не нужен.
Видишь, солнышком подсвечен,
Поднимается над лесом
Семицветный окоём?
Босиком по мелким лужам
Побежим ему навстречу
Так, как бегали мы в детстве,
Взявшись за руки, вдвоём!
Евгений Меркулов
-
Отшумели ливневые звоны,
Майские курьёзы и капризы.
Нараспашку окна и балконы.
Сонно машут шторами карнизы.
Под ленивой ветреной волною
Шелестит забытая газета…
Вот и всё. Покончено с весною.
В наши окна, щурясь, смотрит лето.
Скоро зной, и в воздухе дремотном
Нет уже той влаги и озона.
И ещё неясно, что несёт нам
Наступленье нового сезона.
Просыпайся! Смотрят в окна спальни
Крон дремучих заспанные чащи.
Май прошёл – но есть ли что банальней
Слов, что всё на свете преходяще?
Время жить, под пылким солнцем нежась
И вдыхая запахов дурманность.
Что же ты оплакиваешь свежесть
И вернуть желаешь первозданность?
И в глазах – беспомощность вопроса:
«Как же это, друг мой, что же это?..»
Ничего особенного. Просто
В наши окна, щурясь, смотрит лето…
Любовь Сирота
Майские курьёзы и капризы.
Нараспашку окна и балконы.
Сонно машут шторами карнизы.
Под ленивой ветреной волною
Шелестит забытая газета…
Вот и всё. Покончено с весною.
В наши окна, щурясь, смотрит лето.
Скоро зной, и в воздухе дремотном
Нет уже той влаги и озона.
И ещё неясно, что несёт нам
Наступленье нового сезона.
Просыпайся! Смотрят в окна спальни
Крон дремучих заспанные чащи.
Май прошёл – но есть ли что банальней
Слов, что всё на свете преходяще?
Время жить, под пылким солнцем нежась
И вдыхая запахов дурманность.
Что же ты оплакиваешь свежесть
И вернуть желаешь первозданность?
И в глазах – беспомощность вопроса:
«Как же это, друг мой, что же это?..»
Ничего особенного. Просто
В наши окна, щурясь, смотрит лето…
Любовь Сирота
-
В это яблочное лето
Закрома полным-полны,
Солнцем радостным согреты,
Красны яблоки крупны.
На ладошке у ребёнка
Солнце яркое лежит.
Улыбаются глазёнки,
Сок по пальчикам бежит.
Все хрустят сегодня сладко,
Унеслась далёко грусть,
Возит яблоки лошадка,
Пахнет яблоками Русь.
Валентина Кошелева
Закрома полным-полны,
Солнцем радостным согреты,
Красны яблоки крупны.
На ладошке у ребёнка
Солнце яркое лежит.
Улыбаются глазёнки,
Сок по пальчикам бежит.
Все хрустят сегодня сладко,
Унеслась далёко грусть,
Возит яблоки лошадка,
Пахнет яблоками Русь.
Валентина Кошелева